[Валькирия]

Балалайка

Балалайка — русский народный трёхструнный щипковый музыкальный инструмент, от 600—700 мм (балалайка прима) до 1,7 метров (балалайка-контрабас) длиной, с треугольным слегка изогнутым (в XVIII—XIX веках также овальным) деревянным корпусом. Балалайка — один из инструментов, ставших наряду с гармонью, символом русского народа.


История развития и бытования русских народных музыкальных инструментов - одна из наименее исследованных областей отечественной музыкальной науки. В то время как народные песенные традиции уже давно стали предметом тщательного изучения, народный музыкальный инструментарий должного внимания к себе не привлек. В области русского народного инструментоведения до сих пор не издано ни одной обобщающей работы, а число опубликованных записей народной инструментальной музыки предельно мало.

История возникновения балалайки

Спойлер:

Собирание и изучение ее в условиях царской России фактически не производилось. Достаточно сказать, что на протяжении всей истории дореволюционной фольклористики был только один пример публикации народного балалаечного наигрыша в 1896 году Н. Пальчиковым. Проблемы русского музыкального инструментария трактуются в единичных исследованиях, посвященных лишь отдельным его представителям, либо в основательно устаревших и ставших к тому же уникальными трудах дореволюционных ученых.

Небольшие масштабы научно-исследовательской работы, посвященной изучению народных инструментов, кажутся необъяснимыми. Вместе с тем, это явление далеко не случайное, оно имеет глубокие корни в исторических условиях существования народной инструментальной музыки в России. В начале ХVII века московские «домерщики» (музыкальные мастера), изготавливавшие домры и другие музыкальные инструменты, населяли целый переулок в Замоскворечье в районе Пятницкой улицы.

Хотя домра и другие инструменты были широко распространены в народе, в среду правящих классов эти инструменты проникали лишь в исключительных случаях. Объясняется это враждебным отношением со стороны церкви, рассматривающей все народные инструменты, а в особенности инструменты струнные, как «сосуд дьявола», «бесовские игры».

Сохранился ряд предписаний церкви, направленных против народных музыкантов, в которых они по своей « вредности » приравнивались к разбойникам и волхвам.

Гонения на народные музыкальные инструменты со стороны церкви и светской власти в середине ХVII века принимает характер массового уничтожения этих образцов народного искусства. Так, например, по свидетельству Адама Олеария, «около 1649 года все «гудебные сосуды» были отобраны по домам в Москве, нагружены на пяти возах, свезены за Москву-реку и там сожжены».

Это было в Москве, а в провинцию следовали строгие царские указы Алексея Михайловича вроде следующего, посланного в том же 1649 году приказчику Верхотурского уезда в Сибири: «А где объявятся домры и сурны, и гудки, и гусли, и хари, и всякие гудебные бесовские сосуды, тебе б то всё велеть выимать и, изломав те бесовские игры, велеть сжечь».

Христианская культура, пришедшая на Русь из Византии, не приняла инструментальной музыки, а использовала почти исключительно вокальное пение (единственным музыкальным инструментом, применявшимся в христианском церковном обряде, был колокол). Главными носителями народного инструментализма были скоморохи, с их бытовым, народно-обрядовым и социально-сатирическим репертуаром.

Это привело к тому, что православная церковь, опиравшаяся на государственную власть, стала полностью отрицать инструментальное искусство. Провозглашение «греховности» инструментальной музыки, многовековая борьба с «бесовскими гудебными сосудами», преследование и уничтожение скоморохов - первых музыкантов-профессионалов, все это определило черную полосу в развитии национального инструментализма.

На протяжении столетий путь русской музыкальной культуры прослеживался в свете развития певческого начала, область инструментального музицирования оставалась в тени. Наличие отдельных народно-инструментальных ансамблей при княжеских и царских дворах, равно как и некоторое, начиная с XVIII столетия, оживление интереса к практике народного музицирования, не меняли положения в научно-теоретической сфере.

В русских печатных источниках, от нотных песенных сборников конца XVIII столетия и до середины следующего века, мы не встречаем никаких упоминаний о народных музыкальных инструментах и инструментальной музыке, ни одного образца народного инструментального исполнения. Теоретические исследования в этой области опирались на вокальную основу, что привело к недооценке инструментального начала русской народной музыки.

Следующим упоминанием о балалайке в печатных источниках был «Реестр», составленный и подписанный Петром I в 1715 году. В Санкт-Петербурге готовилось празднование шуточной свадьбы тайного советника князь - папы Н. М. Зотова. Свадебная церемония должна была сопровождаться грандиозным шествием ряженых, изображавших группы различных народов и племен, населявших в те времена Государство Российское. Каждой группе полагалось нести музыкальный инструмент, наиболее характерный для данной национальности. Помимо большого количества других инструментов, в «Реестр» входило 4 балалайки. Тот факт, что балалайки были отданы участникам, одетым калмыками, говорит, видимо о том, что балалайка в начале XVIII века не имела широкого распространения в русском народе.

Первые специальные описания русских народных инструментов, появившиеся в последней трети XVIII века, принадлежат иностранцам, жившим и работавшим в России.

Уже тот факт, что столь разные по тематике исследования единодушно уделяют внимание народной музыкально-инструментальной практике, говорит о безусловном оживлении интереса к ней со стороны передовых научных деятелей «века русского Просвещения». Трудно переоценить значение этих первых специальных сведений, дающих представление о составе русского инструментария середины XVIII века, устройстве и некоторых названиях, характере звучания, порой и условиях бытования отечественных народных инструментов, приемов игры на них.

Известный хроникер русской музыкальной жизни Якоб Штелин (1712-1785) - Член Санкт-Петербургской академии наук с 1738 г. - посвятил балалайке целый раздел своей книги «Музыка и балет в России XVIII века». Называя балалайку «распространеннейшим инструментом во всей русской стране», и приписывая ей славянское происхождение, Я. Штелин дает наиболее полное и точное для XVIII века описание внешнего вида, манеры игры и картины бытования этого инструмента.

Свидетельства Я. Штелина противоречивы. С одной стороны он считает балалайку «несовершенным и антихудожественным инструментом, мало пригодным для чего-либо иного, кроме бренчания деревенских песен». В то же время он пишет о каком-то слепом придворном бандуристе, который, добавляя к обычной двухструнной балалайке еще одну «иначе настроенную», струну, играя на ней, «не только арии, менуэты и польские танцы, но также и целые отрывки из аллегро, анданте и престо с необыкновенным искусством». Я. Штелин утверждает, что балалайка «в употреблении только у черни» и в то же время пишет о молодом человеке «из знаменитого русского дома, который на этом же инструменте играл новейшие мелодии итальянских арий и изящно себе аккомпанировал при пении». Весьма ценными являются высказывания Я. Штелина о балалайке той эпохи: «Нелегко найти в России дом, - пишет он, - где бы на этом… инструменте молодой работник не наигрывал служанкам своих вещичек. Инструмент этот имеется во всех мелочных лавках, но еще более способствует его распространению то обстоятельство, что его можно самому изготовить».

Противоречивость, сквозящая в оценке Я. Штелиным балалайки, в известной мере не случайна. Она заложена в двойственности самой природы инструмента, которая, как мы видам теперь, привела к расслоению балалаечного искусства на две линии: народной балалайки и профессионального сольного исполнительства. Как позднее скажет В.В.Андреев: «...Балалайка - инструмент любительский: таким он и должен быть, в этом сила балалайки и ее значение; но образцовое исполнение на ней, как показатель игры, должно существовать, иначе не может быть подражания...».

Дальнейшие все более часто встречающиеся свидетельства второй половины XVIII века почти ничего нового к описанию Я. Штелина, не добавляют. Из наиболее интересных описаний балалайки можно отметить одно, - данное М. Гютри в его известной «Диссертации о русских древностях». Повторяя в основных положениях Я. Штелина, М. Гютри дает в своей работе изображение современной ему двухструнной балалайки с полушаровидным кузовом и очень длинной шейкой. Рисунок из «Диссертации» М. Гютри следует признать наиболее научно достоверным изображением балалайки конца XVIII века, хотя необходимо оговорить, что при всей достоверности рисунка М. Гютри, изображенная им балалайка не являлась единственно бытовавшей в конце XVIII века формой инструмента. В то же время материалы иностранных авторов, воспитанных вдалеке от русской культуры, хотя и проявляющих к ней доброжелательность и симпатию, в ряде пунктов грешат ошибками и неточностями. Так М. Гютри, затрагивая вопрос о происхождении русских народных инструментов, идет по пути простого сопоставления их с греко-римскими инструментами. Во многом это объясняется тем, что в XIX веке принято было изучать отечественную музыкальную культуру с позиции ее греческого происхождения. По Гютри получается, что музыкальные инструменты России - лишь повторение перенятых славянами античных образцов, причем не претерпевших никакой эволюции и сохранившихся в первобытном состоянии до описываемой автором эпохи. Эта теория нерусского происхождения национального инструментария, лишающая его самобытности и национальных корней, имела широкое хождение вплоть до ХХ века.

Тем не менее, к концу XVIII века балалайка прочно завоевывает широкое общественное признание и становится одним из самых популярных инструментов русского народа. По видимому, у составителей музыкального словаря в уже упоминавшейся «Карманной книге на 1795 год» были достаточные основания утверждать, что «сей инструмент в великом употреблении в России… между простым народом». На популярность балалайки во второй половине XVIII века указывает также то, что среди ее любителей было немало представителей «высшего сословия». Все это способствовало выдвижению из среды русских музыкантов подлинных мастеров балалаечного исполнительства. К числу таких мастеров в первую очередь следует отнести Ивана Евстафьевича Хандошкина (1747-1804). В его лице не только скрипка, но и балалайка нашли совершенного исполнителя, непревзойденного виртуоза. Сохранились сведения об инструменте, на котором играл И.Е. Хандошкин. Он пользовался балалайкой, с шаровидным кузовом, сделанным из тыквы. Нужно отметить что, кустарное изготовление балалаек из такого, на первый взгляд малопригодного материала, было широко распространено в России. Однако в отличие от обычных кустарных инструментов подобного рода, кузов балалайки И.Е. Хандошкина был проклеен изнутри порошком битого хрусталя, отчего звук, по свидетельству знатока старины М.И. Пыляева становился чистый и серебристый.

В воспоминаниях солиста оркестра Большого театра В. В. Безекирского (Из записной книжки артиста 1850-1910. – Санкт-Петербург, 1910) упоминается имя штаб-ротмистра Радивилова, который в 50-х годах XIX века давал сольные концерты в Москве. Играл он на четырехструнной балалайке, но нередко и на одной струне. Инструмент его, по преданию, был сделан из старой гробовой доски. Радивилова знала и любила вся Москва. Достаточно сказать, что его приглашали участвовать в самых парадных концертах с лучшими артистическими силами - пианистом Т. Лешетицким, скрипачом Гербером, гитаристом М.С. Соколовским и др.

[FLOAT="left"]Существовала ли балалайка в России до XVIII века? Как, когда и откуда появилась она в музыкальном обиходе русского народа? - такие вопросы, естественно, интересовали всех исследователей русского народного инструментария. В вопросе о происхождении балалайки существуют различные точки зрения. В энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона (1891 г.) говорится что, «...когда и кем изобретена балалайка – неизвестно»…

Наиболее обстоятельные исследования А. С. Фаминцына в книге «Домра и сродные ей музыкальные инструменты русского народа» ( Санкт-Петербург, 1891) и Н.И. Привалова о тамбуровидных инструментах сходятся на том, что балалайкапроизошла от домры. Суть рассуждений А. С. Фаминцына сводится к следующему. В XVI - XVII веках в русском музыкальном обиходе, получил распространение тамбуровидный струнный щипковый инструмент с круглым кузовом и очень длинной шейкой. Это была домра, заимствованная русскими от восточных племен - выходцев из Азии. Играли на ней медиатором. На какое-то время домра сделалась излюбленным музыкальным инструментом скоморохов. Однако уже к началу XVIII века «этот инструмент совершенно забылся, вследствие того, что глубоко в жизнь русского народа не проник, так как он был чужестранного происхождения и притом занесен на Русь сравнительно недавно». Действительно, если в XVII веке домра очень часто упоминалась в различных литературных источниках, то в XVIII веке упоминаний о ней мы уже не находили. В то же время балалайка, не встречавшаяся в памятниках литературы XVII столетия, в источниках XVIII века занимает прочное место.

Нельзя не согласиться с выводом А.С. Фаминцына, что балалайка в русском музыкальном обиходе заменила домру, и что произошло это где-то на рубеже двух столетий. Установив этот исторический факт, Фаминцын пошел дальше, утверждая, что балалайка есть не что иное, как видоизмененная домра. Опорой своих рассуждений А. С. Фаминцын избрал треугольную форму кузова балалайки, считая это единственным национальным и самобытным признаком инструмента, отличающим балалайку от азиатского тамбура. Он тщательно собрал все сведения о внешнем виде балалайки XVII - XIX веков и, несмотря на их противоречивость, пришел к следующему выводу, «народ, изготовляя сам свой инструмент, перешел от свойственной тамбуру-домре круглой формы корпуса к треугольной, как более легкой и удобной для самодельного сооружения».

Н. И. Привалов, опираясь на А. С. Фаминцына, пишет: «...соединенными суровыми мерами московского духовенства и правительства домра, в числе некоторых других музыкальных орудий, была изгнана из употребления русского народа». Далее, утверждая вслед за А. С. Фаминцыным, что уже в XVIII столетии упоминание о домре вовсе не встречается, Н. И. Привалов в статье «Тамбуровидные музыкальные инструменты русского народа» («Известия Санкт-Петербургского общества музыкальных собраний». - Вып. V , Санкт-Петербург , 1905) дополняет: «На самом деле этот инструмент народом не был брошен, но только замаскирован другим названием и впоследствии несколько видоизменен и упрощен, так как должен был оставаться в пределах первобытного изготовления. Очевидно, пишет исследователь, русский народ, желая сохранить домру, - инструмент, преданный проклятию и преследуемый, сначала переменил ей название, дав новое, обозначающее предмет не для серьезного занятия, а для забавы, развлечения. Затем, так как приходилось это музыкальное орудие изготовлять домашними средствами и наскоро, то для упрощения работы корпус начали сколачивать не полукруглый, а обрезанный снизу, а потом и вовсе треугольный из простых дощечек. Далее, на балалайку перенесен был и старинный русский прием игры, издавна практиковавшийся на древней форме гуслей, - бряцание по струнам кистью руки, а не плектром".

Позднее А. Новосельский в «Очерках по истории русских народных музыкальных инструментов», разделяя мнение А. С. Фаминцына и Н. И. Привалова о том, что балалайка - это видоизмененная домра, треугольный кузов которой в кустарном изготовлении более прост и удобен, дает еще более упрощенное толкование: «...под неумелыми руками инструмент не ладился, вместо звука получалось какое-то бренчание, и инструмент стал называться вследствие этого брунькой, балабайкой, балалайкой. Так из азиатской домры получилась русская балалайка». Кустарное изготовление балалаек с круглым кузовом сохранилось в отдельных губерниях России до конца XIX века (до реформы В.В. Андреева). Тот же Н. И. Привалов пишет, что ему доводилось видеть на рисунках ситцев Тверской губернии «…изображение пляшущего мужика под звуки балалайки круглой формы, на которой играет другой мужик».

Но существует и другая точка зрения по вопросу о происхождении балалайки. Во многих источниках, вышедших в свет до работы А. С. Фаминцына, балалайке приписывается татарское происхождение. На татарское происхождение указывают почти все словари и словотолкователи конца и первой половины XVIII века. В 1884 г. исследователь-инструментовед Михаил Петухов в работе «Народные музыкальные инструменты музея Санкт-Петербургской консерватории» (Санкт-Петербург, 1884) пишет: «Многие ученые, в том числе и г. Дуров, полагают, что балалайка-инструмент татарского происхождения...». Это же положение он подтверждает спустя четыре года в статье «В.В.Андреев и кружок игроков на балалайке».

В энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона указывается «…некоторые писатели по музыке полагают, что балалайка изобретена самими русскими во время татарского владычества или заимствована от татар». Можно добавить, что татарское слово «балалар» в переводе на русский язык означает «дети» (лар - признак множественного числа). Если к нему приставить типично русское окончание «ка», то получаемое слово «балаларка» уже настолько приближается к названию "балалайка", что происхождение последнего вряд ли может вызвать какие-либо сомнения. Однако если принять версию о татарском происхождении инструмента, исходя из языковых предпосылок, то становится неизбежным вывод о том, что балалайка появилась в России не в XVIII веке (как утверждает А. С. Фаминцын), а, по крайней мере, лет на 400 ранее, как подчеркивает Б.М. Беляев в статье «История культуры древней Руси» (М.-Л., изд. АН СССР, 1951) - «Наши ранние письменные источники не дают сведений о существовании на Руси в XI - XIII веках балалайки и домры. Эти инструменты получают широкое распространение лишь в XIV - XV веке».

Таким образом, вопрос о происхождении балалайки оказывается сложным. Хотя ни одна из приведенных выше версий не дает убедительного ответа, исследования А. С. Фаминцына мне кажутся более логичными и основательными.

В начале XIX века по популярности балалайки был нанесен удар распространением в России семиструнной русской гитары. Необычайный успех семиструнной гитары и проникновение ее во все слои русского общества объясняются резким изменением эстетических вкусов и запросов на рубеже XVIII - XIX веков. Балалайка вытесняется из городского домашнего музицирования, а с распространением гитары в деревне (через помещичье-усадебную культуру) и «подлаживанием гитары под русскую песню» вскоре начинается процесс постепенного исчезновения балалайки и в народном музыкальном быту. Затем серьёзный ущерб популярности балалайки, был нанесен «голосистой тальянкой», широко распространившейся в России в пятидесятых годах XIX века. Конечно, балалайка не исчезла совсем из музыкального обихода русского народа, однако ее популярность продолжала падать. Из повсеместно распространенного, живого инструмента балалайка все больше превращалась в «предмет музыкальной археологии».
Неизвестно, как бы в дальнейшем сложилась судьба балалайки, не окажись на ее пути страстного любителя русской народной музыки Василия Васильевича Андреева. 1886 год, когда состоялось первое публичное выступление Андреева, можно смело назвать годом второго рождения балалайки, а период активной творческой деятельности Андреева - началом расцвета национальной инструментальной музыки.

Начало расцвета русской народно-инструментальной музыки

Спойлер:

В. В.Андреев родился 3(15) января 1861 года в г. Бежецке Тверской губернии Проводя детские года в небольшом родовом имении в Вышневолоцком уезде, он рано познакомился с народной песней, глубоко ее прочувствовал и полюбил. Там же он научился у сельского виртуоза крепостного крестьянина Антипа Васильева играть на балалайке. Вот что рассказывал В.В.Андреев, вспоминая об этом «Был тихий июньский вечер. Я сидел на террасе и наслаждался тишиной деревенского вечера. Вдруг совершенно неожиданно услыхал дотоле еще неведомые для меня звуки. Я сорвался с места и подбежал к флигелю, откуда неслись звуки. Передо мной на ступеньках крыльца сидел крестьянин и играл на ...балалайке!... Я уже видел раньше этот инструмент в маленьких лавках на окнах, но никогда еще не слыхал игры на нем. Я был поражен ритмичностью и оригинальностью приема игры и никак не мог постичь, как такой убогий с виду, несовершенный инструмент только с тремя струнами, может давать столько звуков». Здесь необходимо добавить, что к этому времени Андрееву было 22 года. Он уже путешествовал по Европе и видел в Испании - гитару, в Италии – мандолину. К концу ХIХ века это были весьма совершенные инструменты.

Что же представляла собою балалайка, бытовавшая тогда в народе и так заинтересовавшая В.В. Андреева? По своей форме и музыкальным качествам старинная народная балалайка существенно отличалась от современной. Она представляла собой «длинный двухструнный инструмент», имела корпус около полутора пядей длины (примерно 27 см.) и одной пяди ширины (примерно 18 см) и шейку (гриф), по крайней мере, в четыре раза более длинную».

Встреча в 1883 году с Антипом сыграла огромную роль в жизни Андреева. Услышав игру замечательного народного музыканта-виртуоза, он понял, что балалайка, более чем любой другой русский народный инструмент, способна в совершенстве передавать характер русских народных плясовых песен, что в ней таятся такие потенциальные возможности, о которых никто даже и не подозревает. Но как раскрыть эти возможности - вот вопрос, который ему нужно было решить, во что бы то ни стало. Неужели же он, Андреев, с его знанием скрипичной игры, с его работоспособностью и увлечённостью, не добьется этого?!

Настойчиво и целеустремленно овладевает Андреев балалайкой, добавляя к советам Антипа приемы скрипичной техники, свои музыкальные знания и опыт игры на других народных инструментах. Не прошло и двух недель, как ученик уже догнал своего учителя, переняв весь его незатейливый репертуар, состоявший из нескольких народных песен.

Однако вскоре перед молодым энтузиастом балалайки возникли серьезные препятствия, казавшиеся ему непреодолимыми. Андреев не только превзошел Антипа, но и достиг того «потолка» виртуозности, которыми обладала кустарная Антипова балалайка. Пока он не умел еще играть, то все недочеты и недостатки звука можно было относить за счет техники, но когда он овладел инструментом, то стало ясно, что секрет здесь не в игре, а в несовершенстве балалайки. Ее передвижные жильные навязки, заменяющие лады, ее слишком слабый, невыразительный звук ограничивали исполнительскую технику, обедняли возможности вариационного развития народных мелодий. В быстром темпе фигурации сливались в какую-то дребезжащую кашу, исполнение утрачивало техническую четкость и точность интонирования. Становилось все яснее и яснее, что дальнейшие усилия бесплодны.

Положение казалось безвыходным, но Андрееву помог случай. В 1884 году он услышал, что в соседнем уездном городе Вышнем Волочке проживает помещик по фамилии Паскин, страстный любитель балалайки. Разыскать чудака-помещика, увлекающегося игрой на балалайке, оказалось делом несложным. Первый же встречный указал Андрееву богатый особняк А. С. Паскина, который прославился на весь город мастерским исполнением на балалайке русских песен.

Александр Степанович Паскин был в полном смысле этого слова виртуозом. Его игра, отличавшаяся огненным темпераментом и безудержной стремительностью темпов, буквально ошеломила Андреева. Слушая русские песни в исполнении Паскина, наблюдая его смелые и оригинальные приемы игры, молодой музыкант снова поверил в балалайку.

Общие интересы очень скоро сблизили двух музыкантов-энтузиастов, и Паскин за несколько уроков ознакомил Андреева с новыми техническими приемами и своим репертуаром. По совету А. С. Паскина Андреев заказывает у местного столяра более совершенную балалайку, отличающуюся от Антиповой размерами кузова, тщательностью отделки и пропорциональностью своих частей. Кроме того, балалайка была сделана из хорошо выдержанного дерева, дававшего чистый и приятный тон.

Вернувшись в Марьино, Андреев еще настойчивее оттачивает свое исполнительское мастерство на новой балалайке, открывшей ему более широкие перспективы. Вместе с тем он не оставляет мысли о дальнейших усовершенствованиях мечтая о такой балалайке, которая могла бы прозвучать в любом столичном салоне, на любой эстраде, о балалайке красивой и звучной, концертной и в то же время подлинно народной.

Если простой вышневолоцкий столяр, рассуждал Андреев, мог смастерить вполне приличную балалайку, то какой же инструмент изготовят столичные инструментальные мастера?! К тому же и Паскин говорил, что лет тридцать назад любители балалайки, а их тогда, как мы знаем, было немало среди интеллигенции, делали себе инструменты по особому заказу у музыкальных мастеров.

Для того, чтобы превратить эти мечты в действительность, молодой музыкант-энтузиаст знакомится с законами акустики, штудирует русские и иностранные исследования по истории изготовления музыкальных инструментов, собирает и изучает образцы кустарных балалаек из различных губерний России. Его поражает многообразие форм народных балалаек: одни имеют маленький кузов и очень длинную узкую шейку, другие - большой кузов и широкий, но короткий гриф, одни инструменты имеют три и даже четыре струны, другие - только две. Балалайки делают из ели, сосны, березы, бука, а украинские народные мастера для изготовления балалаечного кузова обычно употребляют высушенные тыквы. В особенности заинтересовали Андреева балалайки Вятской губернии. Там, в глуши Вятских лесов, сохранились еще традиции, восходящие чуть ли не к концу XVIII века. Вятские балалайки своим круглым, вернее, полушаровидным кузовом очень напоминали Андрееву мандолины. Однако играли на них обычным народным баллаечным приемом - бряцанием.

Вскоре Андреев приходит к важному выводу: треугольный кузов и три струны наиболее типичны для народных балалаек. Что же касается соотношения частей и пропорций, то они не играют существенной роли и могут в известных пределах изменяться, не нарушая народной сущности инструмента. И Андреев решает сам попробовать набросать на бумаге чертеж будущей концертной балалайки, стараясь найти те оптимальные формы, которые отвечали бы требованиям акустики и эстетики, были бы удобны при игре и в то же время не слишком отдалялись от традиционных форм кустарных балалаек.

В. В.Андреев писал: «Главной задачей я ставил, найдя прототип инструмента, сохранение все основ, данных ему самим народом, т.е. внешний вид, форму, количество струн, приемы игры, строй. Строителем и автором инструмента как был русский народ, так и остался; я же его только реставрировал и, развив народные принципы, привел в надлежащий порядок все его разновидности».

Закончив чертежи усовершенствованной концертной балалайки, Андреев едет в Петербург с твердим намерением заказать ее у одного из лучших инструментальных мастеров. В Петербурге молодого музыканта постигло горькое разочарование. Он знал, что высшее общество с пренебрежением относится к народной музыке. Но, что балалайку, его любимую балалайку, которой он отдал столько сил, времени, внимания, ради которой он вступил в серьезный конфликт с матерью, здесь, в Петербурге до такой степени презирают, - этого он не мог предположить.

Первый же музыкальный мастер, к которому обратился Андреев, встретил его предложение ядовитой усмешкой: «Что вы, молодой человек. Да разве стану я позорить свою солидную фирму изготовлением мужицкого инструмента?! Пойдите в любую табачную лавку и купите себе там балалайку, если она уж вам так нужна. А вы еще хотите вынести этот, с позволения сказать инструмент на концертную эстраду? Да ведь его место в кабаках, в лакейских, в конюшнях и подворотнях, а никак не в концертных залах». Но чем больше трудностей вставало на пути Андреева, тем настойчивее добивался он осуществления своей цели. Целыми днями он ходит по музыкальным мастерским Петербурга упрашивает, доказывает, убеждает, сулит мастерам огромные оптовые заказы и баснословные барыши в самом ближайшем будущем. В некоторые мастерские он приносит с собой свою балалайку и тут среди верстаков, заготовок и ворохов стружек подкрепляет свои доводы виртуозной игрой.

Мастера дивятся оригинальной затее, восхищаются его владением инструментом, но в рентабельность этого дела, не верят: зачем изготовлять дорогие балалайки, когда каждый желающий может и так их купить за две-три гривны в любой мелочной лавочке? Неожиданно для Андреева принять заказ соглашается один из лучших в городе смычковых мастеров Владимир Васильевич Иванов. О встрече с ним Андреев рассказывает: «Когда в 1880-х годах я обратился впервые к инструментальному мастеру, очень талантливому, известному особой выделкой смычков и починкой старинных инструментов, с просьбой сделать по моим указаниям из лучших сортов дерева балалайку, то вначале он принял мое предложение за шутку; когда же я уверил его, что говорю совершенно серьезно, он так обиделся, что перестал со мной разговаривать, вышел в другую комнату, оставив меня одного. Я был очень смущен, но, тем не менее, решил настаивать на своем; в конце концов, мне удалось убедить его не словами, а делом... Я принес ему простую деревенскую балалайку, стоившую 35 коп, на которой в то время играл сам, сделанную из простой ели, с навязанными ладами, и сыграл... несколько песен. Моя игра его настолько удивила, что он согласился сделать мне балалайку с тем, чтобы я дал ему слово никому и никогда о том не рассказывать, так как такая работа для него унизительна и может серьезно повредить его репутации. Я долгими часами просиживал у него, следя за работой, делая необходимые указания, касающиеся размеров частей, выбора дерева и т.д., и неоднократно был свидетелем, как при каждом звонке он быстро вскакивал и накрывал верстак тут же лежащим наготове платком, чтобы кто-нибудь из его заказчиков или посторонних не увидел находившейся на верстаке балалайки.

Изготовленная В. В. Ивановым первая концертная балалайка отвечала самым строгим требованиям. Она буквально пела под пальцами, раскрывая новые, безграничные, как казалось Андрееву, горизонты своих возможностей. Ее отличная дека и кузов, сделанный из горного клена, позволили исполнителю расширить динамический диапазон от тончайшего пианиссимо до мощного форте. В то же время это был инструмент со всеми его наиболее характерными народными особенностями - способом звукоизвлечения, количеством струн и формой. Андреев ничего нового не изобрел. Он только привел созданное народом и бывшее в народе в соответствие с современным уровнем музыкальной культуры.

Петербургское общество того времени было избаловано многочисленными русскими и иностранным виртуозами-гитаристами, мандолинистами, гармонистами, чуть ли не ежедневно выступавшими в столичных салонах и на эстрадах. И, тем не менее, успех Андреева превзошел все ожидания. Его виртуозная игра не только восхитила слушателей, но и вызывала желание подражать.
Где взять такой инструмент и как на нем научиться играть? - с таким вопросом обращаются к Андрееву многие из его слушателей. Но он не может пока дать удовлетворительного ответа. Своим искусством он обязан Антипу, Паскину и тем марьинским пастухам, которые научили его понимать и любить народную инструментально музыку, а его балалайка - пока единственная в России, да и та, как показал опыт столичных выступлений, еще не вполне отвечает требованиям высшего исполнительского мастерства. Можно и нужно еще многое сделать для ее дальнейшего усовершенствования.

И снова Андреев садится за чертежи, внося в первоначальный проект конструктивные изменения. Все должно быть учтено в новой балалайке и большая сила звучания, необходимая для концертных помещений, и внешняя отделка, способная удовлетворить эстетические запросы самого требовательного слушателя. Но главная забота Андреева - передвижные лады, неуклюжие, жильные перетяжки на грифе, крайне неудобные при игре. Они теперь стали непреодолимым препятствием на пути развития виртуозности. Проще всего было бы заменить их постоянными врезанными ладами, как у гитар или мандолин. Сомнения одолевают музыканта: вправе ли он произвести такую замену? Не уведет ли это усовершенствование в сторону от народного прообраза? Ведь все народные балалайки оснащены жильными перетяжками - это один из важнейших типовых признаков. Однако Андреев решает все же заменить лады, успокаивая себя такими соображениями; если бы в России народные инструменты, в том числе и балалайки, не «закоснели в своем убожестве», под влиянием целого ряда исторических причин, а прошли бы естественный путь развития, как это имело место в Западной Европе, то нет сомнения в том, что русский народ сам додумался и до постоянных ладов и до более совершенных форм. Эти мысли, еще недостаточно оформившиеся в период реконструирования балалайки, впоследствии были развиты Андреевым, стройную теорию усовершенствования народных инструментов, входивших в состав великорусского оркестра.

Новая балалайка, изготовленная весной 1887 года в мастерской петербургского мастера Франца Станиславовича Пасербского, вошла в историю русского балалаечного искусства под названием "пятиладовой". На пятиладовой балалайке молодой музыкант продолжает оттачивать технику игры, разрабатывает новые технические приемы, обогащает свой репертуар блестящими вариациями на русские песни. Но проходит пора шумного успеха и всплывает непонимание со стороны столичной публики "чудака", играющего на мужицком инструменте. Необходим был новый толчок в развитии инструмента. Чтобы доказать жизнеспособность балалайки, рассуждал Андреев, надо еще настойчивее оттачивать исполнительское мастерство и заниматься усовершенствованием конструкции
У могилы В. В. Андреева. 1918 год. С удвоенной энергией работает он над развитием своей исполнительской техники, неустанно думает о дальнейшем улучшении инструмента. Мастер Ф. С. Пасербский делает ему концертную балалайку, на этот раз с двенадцатью постоянными ладами, позволяющими исполнять более виртуозные пассажи и, что особенно важно, хроматические последовательности и гаммы.
К этому времени вокруг В.В. Андреева сплотился круг учеников и последователей его дела. Андреева уже не удовлетворяет звучание одной балалайки. Он, стремясь возродить фольклорные традиции коллективного музицирования на народных инструментах, создает "Кружок любителей игры на балалайке", первое выступление, которого состоялось 20 марта 1888 г. Именно для этого ансамбля в 1887 г. Ф.С. Пасербский изготовил разновидности балалайки: пикколо, альт, бас, контрабас, а в 1888 г. - дискант и тенор. Контакт В.В. Андреева с Ф.С. Пасербским продолжался около десяти лет, но большой творческой дружбы между ними не получилось.
Совсем иначе сложились отношения В.В. Андреева с С.И. Налимовым, который талантливо претворил в жизнь все проекты Андреева по усовершенствованию балалайки.

Виртуозы-балалаечники

Спойлер:

Амиров Шаукат Сабирович
Андреев Василий Васильевич
* Архиповский Алексей Витальевич
* Белинский Дмитрий Геннадьевич
* Блинов, Евгений Григорьевич[6]
* Воинов, Леонид Иванович
* Вязьмин, Николай Николаевич
* Горбачев Андрей Александрович
* Зажигин Валерий Евгеньевич
* Ельчик, Валерий Анатольевич
* Калинин, Дмитрий Анатольевич (балалаечник, дирижёр)
* Михель, Роман Сергеевич
* Налимов, Семён Иванович (выдающийся мастер струнных русских народных инструментов)
* Нечепоренко, Павел Иванович
* Прошко, Николай Викентьевич
* Рожков, Михаил Федотович
* Сенин Игорь Илларионович
* Трояновский Борис Сергеевич (1883—1951)
* Феоктистов, Борис Степанович
* Фомин, Николай Петрович (композитор, сподвижник В. В. Андреева)
* Урбанович Владимир Георгиевич

Фотографии

Спойлер:

Контрабас-балалайка

П. Е. Заболотский. Мальчик с балалайкой (1835).
Форма корпуса балалайки была изначально округлой.

[Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться]
[Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться]