Пираты и всё, что с ними связано!Кто был самым известным пиратом, а кто благородным? Какие корабли строились во времена расцвета пиратства? Делитесь информацией и познавайте!
Информационный центр
Последние важные новости
Для укрепления нашей команды энтузиастов нужны: Веб-программист (php, js, mysql) Переводчики
[Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться] терроризировали берега Кореи и Китая, начиная с XIII века, и первоначально состояли в основном из военных, ронинов, торговцев и японских контрабандистов. Спустя два века, правда, произошёл значительный перевес в сторону китайцев.
Пираты начали активно промышлять в японских морях в начале XIII века. Вако в основном концентрировались на Корейском полуострове и в Жёлтом море до Китая. В те времена Китай запрещал своим подданным в личном порядке торговать с иностранцами, так что торговля между Китаем и Японией происходила исключительно на государственном уровне. Власти Китая полагали, что ограничение частной торговли заставит вако уйти в другие места, но это только привело к тому, что многие китайские торговцы решили торговать с Японией и дальше, только незаконно. Такие события вывели вако на второй важный этап развития - японские пираты в XVI веке сговорились со своими китайскими коллегами и усилили таким образом свои силы. За этот период состав и руководящая верхушка вако значительно изменились и стали более китайскими. К 1550-м годам вако орудовали по всем морям Восточной Азии, заходя даже в такие большие речные системы как, к примеру, Янцзы.
Спойлер:
Термин «wōkòu» китайского происхождения и японцы произносят его как «вако». В этом слове «wō» обозначает принадлежность к Японии, т.е. «японский», а «kòu» - «бандит, враг, агрессор». Самое раннее упоминание «вако» встречается в 414 году касательно японских агрессоров с Gwanggaeto Stele. Также этот термин используют китайцы и корейцы для пренебрежительно-оскорбительного наименования японцев.
Состав пиратской братии
По данным хроник династии Чосон, в 1395 году вако управляли несколько мелких и среднего размера даймё, располагавшихся в прибрежных районах Японии. В то время пираты состояли из мелких фермеров и рыбаков и в общей сложности размещались на 20-400 кораблях. Одной из главных причин для появления пиратства как такового стала феодальная раздробленность и политическая нестабильность в Японии того времени.
Существовали также и фальшивые вако, которые только прикидывались японскими пиратами. В летописях династии Чосон Суньмон Ли (Sunmong Lee) сказал так: «Я слышал, что в конце периода династии Корё, вако бродили по этой земле и крестьяне не могли противостоять им. Однако, даже если 1 или 20 из описанных случаев были совершены действительно вако, некоторые из наших крестьян были одеты в такую же одежду, собирались в группы и причиняли столько же бед...чтобы остановить всех этих дьяволов не существует ничего более актуального, чем Hopae (способ идентификации личности в то время)».
Точно так же, как и в японских летописях, в записях царства Мин после одного особенно крупного набега пиратов можно прочитать: «действительно японских пиратов приходилось трое человек из десяти, а остальные семеро были только лишь последователями».
Начиная с предложений Танака Такэо (Tanaka Takeo), широкое признание в Японии получило суждение, что репутация вако была заработана не только японскими моряками, но и теми, кто под них маскировался. И вышеописанная речь Суньмона Ли не была выдумкой, т.к. призывала властителя осознать всю серьёзность опасности вако для общества и важность того самого устройства для идентификации личности. Для того, чтобы отличить настоящих вако от поддельных, использовались разные способы. В частности, заявлялось также, что только три инцидента были вызываны фальшивыми вако.
Период Камакура
Официально считается, что первый рейд вако устроили в 1223 году на южное побережье Кореи. Летописная книга корейского государства содержит записи о том, как «японцы (подразумеваются, конечно же, вако) напали на Гуньцзюй (Gumju)». Два более мелких нападения зафиксированы в 1226 году и продолжались в течение четырёх последующих десятилетий. Большинство пиратов были выходцами из Цусимы (Tsushima) и Хидзэн (Hizen). Под дипломатическим давлением Кореи сёгунат Камакура (Kamakura) предпринял попытку приструнить пиратов. В 1227 году Муто Сукиёри (Mutō Sukeyori), уполномоченный представитель сёгуна на Кюсю (Kyūshū), обезглавил 90 человек, подозреваемых в налётах, на глазах у посланца из Кореи. В 1263 году после налёта цусимских вако на Ungjin (город в Южной Корее, сейчас известен как Гунцзюй (Gongju)) представители Японии подтвердили политику разумного ограничения розничной торговли и запретили пиратство.
Незадолго до монгольского нашествия в Японию вако вели себя довольно тихо, что связано с усилившейся военной подготовкой в Корее: в 1251 и 1265 годах, в частности, укрепили Гунцзюй. Сёгунат Камакура упрочил свою власть на Кюсю и теперь был куда более способен к мобилизации и управлению группами бывших вако, направленных на противостояние монголам. После монгольского нашествия сёгунат и Корея ослабли, что привело к новому усилению вако на морях. В 1223 году, к примеру, был совершён обширный налёт на провинцию Jeolla. Рейды, подобные этому, часто происходили вплоть до конца XIV века.
Период Нанбоку-тё
Вследствие того, что сильная и централизованная власть в Японии отсутствовала, в 1350 году вако возобновили свои набеги. Всю следующую половину столетия пираты, бывшие выходцами, в основном, из Ики (Iki) и Цусимы, «обрабатывали» южную половину Кореи. Пик активности вако пришёлся на десятилетие между 1376 и 1385 годами, когда в Корее было зарегистрировано не менее 174 случаев пиратских нападений и некоторые особо крупные банды насчитывали свыше трёх тысяч разбойников, проникая в самую глубь Корейского государства.
Пираты нередко грабили и корейскую столицу Gaeseong, а как-то даже дошли до устья реки Тэдонган (Taedong) и области Пхеньян (Pyongyang), разграбив зерновые склады и уведя рабов, чтобы получить за них выкуп. В таких условиях, отягчающихся набегами вако, династия Корё пала в 1392 году. И тогда во власть выдвинулся генерал Yi Seonggye, который заслужил эту честь, добившись успеха в войне против вако.
Затем в 1375 году король Кореи возобновил сотрудничество с сёгунатом Муромати (Muromachi) через посланника сёгуна на Кюсю, которым был Имагава Рёсюн (Imagawa Ryōshun). В 1377 году великий государственный деятель Jeong Mong-ju был тепло встречен Рёсюном, а несколько сотен пленных вако были возвращены в Японию. Однако Кюсю находился под сильным влиянием Южного двора и поэтому ни сёгунат, ни его представитель никак не могли справиться с пиратами, несмотря на данные обещания.
В 1381 году, например, сёгунат Муромати издал распоряжение, запрещающее «akutō» (то бишь «преступникам», «бандам» и различным «злым политическим партиям» пересекать моря до Кореи и «творить бесчинства». В 1389 и 1419 годах корейцы напали на пиратские поселения на Цусиме и получили заверения от владетеля Цусимы, что набеги будут остановлены. Однако назвать эти заверения правдивыми крайне затруднительно.
Также вако проявляли активность и в Китае, где самый первый набег был зарегистрирован в 1302 году. Экономическое эмбарго, наложенное на Японию Цином (Qing) и позднее Мином, сделало контрабанду единственным способом обеспечить поступление китайских товаров. Торговля через королевство Рюкю была прикрыта Китаем и в итоге в 1609 году оно было захвачено Сацумой.
В 1358 году и затем в 1368 году набеги вако продолжались вдоль всего восточного побережья, но чаще всего пираты нападали на современный Шаньдун (Shandong). К концу династии Юань (Yuan) набеги вако стали ещё больше усиливаться, а первый рейд во времена династии Мин произошёл в 1369 году в провинции Чжэцзян (Zhejiang).
В ответ на действия пиратов, император Хунъу (Hongwu) направил своих командиров построить ряд фортов вдоль побережья, а также направил двоих посланников в Южный двор к принцу Канэнага (Kanenaga). Впервые Японии была предъявлена угроза вторжения, если она не приструнит своих вако.
Принца Канэёси (Kaneyoshi) требования Китая не впечатлили и он вернул посланца убитым, отказавшись параллельно от выполнения требований. Однако, когда в 1370 году прибыл второй посланник, принц подчинился и отправил на следующий год своих послов, с которыми впоследствии вернули более семидесяти мужчин и женщин, захваченных в Минчжоу (Mingzhou) и Тайчжоу (Taizhou).
Система выплаты дани династии Мин
В 1392 году Yi Seonggye (который впоследствии станет знаменит, как победитель вако) основал династию Чосон, сместив режим Корё (Goryeo) на Корейском полуострове. В том же году сёгуном Асикагой Ёсимицу (Ashikaga Yoshimitsu) был наконец разрешён конфликт между Северным и Южным дворами в Японии.
Фан Го Чжэнь (Fang Guozhen) и Чжан Ши Чэн (Zhang Shicheng), которые господствовали в районах Цзянсу (Jiangsu) и Чжэцзян (Zhejiang), создали на прибрежных островах несколько баз. Они были связаны с вако и, возможно, Ху Вэй Юн (Hu Weiyong) и Лю Сянь (Liu Xian) также были причастны к пиратскому восстанию.
Для Мина вако были не просто угрозой из-за рубежа, Мин усилил запреты касательно мореходства (китайцам запрещалось выходить за пределы «своего» моря) и контролировать торговлю с Японией через систему дани, используя эту политику для монополизации торговли и защиты от пиратства.
Хотя инициативы Китая и Кореи были благосклонно восприняты сёгуном Асикагой, на вако это никак не повлияло. Они продолжали нападать на Китай по крайней мере до 1419 года. В этом году большой пиратский флот более, чем в 30 кораблей, собрался на Цусиме, после чего отплыл на север вдоль корейского побережья Жёлтого моря. Пиратский флот постоянно находился под наблюдением и наконец был заманен в ловушку и разбит на пути от Ванхайгу (Wanghaigu) до Ляодуня (Liaodong) провинциальным военным командующим, который, как говорят, обладал войском в 700 или 1500 человек. После этого инцидента вако стороной обходили Ляодунь, наведываясь однако в другие области Китая.
Династия Чосон вторгается на Цусиму
В Корее вако были остановлены провинциальными даймё из западной Японии, которые заключили соглашение с корейцами. С концом династии Корё и началом династии Чосон на прибрежные районы Кореи участились набеги вако. Основатель новой династии, как уже говорилось, прославился в качестве победителя вако, именно он приказал укрепить береговую линию, дабы противостоять набегам.
Новый правитель Кореи также обращался к сёгунату и его представителям на Кюсю с просьбой прекратить деятельность пиратов в пользу легальных торговцев. В обмен на определённые привилегии он дал полномочия Со Садасигэ (Sō Sadashige) торговать с японскими судами, т.е. фактически клан Со был правителем провинции Цусима. После его смерти власть была захвачена лидером пиратов Сода Саэмонтаро (Soda Saemontarō), т.к. сын Садасигэe, Садамори (Цуцукимару - Sadamori/Tsutsukumaru), был ещё младенцем. Страдая от голода, пираты вторглись в Китай в 1419 году. На пути к Китаю они посетили корейские провинции Chungcheong и Hwanghae, но их просьбы выделить немного еды остались без ответа.
После получения сообщения об этих инцидентах корейский двор предложил вторгнуться на Цусиму. 9 июня 1419 года король Taejong объявил войну Цусиме, сославшись на то, что он уже давно принадлежит династии. Клан Со после переговоров с Кореей согласился приложить некоторые усилия и остановить пиратские набеги в обмен на торговые привилегии и доступ к трём прибрежным корейским портам.
Последние набеги вако
В 1550-х и 1560-х годах снова произошёл всплеск активности вако. Пик этой активности пришёлся на эры Цзяцзин (Jiajing) и Ваньли (Wanli), а наиболее «тихими» пираты были во времена династии Мин. К примеру, с 1369 по 1466 год вако нападали на Чжэцзян 34 раза, в среднем раз в три года. А с 1523 по 1588 год они нападали уже 66 раз, в среднем по одному разу в год.
В отличие от вако прежних времён, вако XVI века состояли не только из японцев, хотя большинство из них к этому времени были этническими китайцами. Японских пиратов также часто называли «bahan» (в португальской транскрипции «bafan»), что иероглифами записывалось или как «bafan» («Hachiman», бог войны), или как «pofan» («изодранные паруса»). По данным Zhouhai Tubian, Сацума, Хиго(Higo) и Нагато (Nagato) были провинциями, где пираты просто процветали. За ними идут Осуми (Ōsumi), Тикудзэн (Chikuzen), Тикуго (Chikugo), Хаката (Hakata), Хюга(Hyuga), Сэцу (Settsu), Харима (Harima) и остров Танэгасима (Tanegashima). Уроженцы Будзэн (Buzen), Бунго (Bungo) и Идзуми (Izumi) также часто принимали участие в нападениях.
Несправедливые налогообложение и система собственности вкупе с местной коррупцией заставили многих китайских крестьян из Fujian, Guangdong и Zhejiang попытать счастья в море. После того, как Мин запретил мореходство, избирательное принуждение местных властей сделало этих людей диссидентами.
Иногда они пираты, а иногда и торговцы, бывшие крестьяне использовали своё хорошее знание местности для успешных нападений. В 1533 году военное министерство правительства Мин жаловалось, что вооруженные флоты пиратов грабили побережье, как хотели. Также они часто провозили контрабанду и совершали набеги на флоты торговцев-конкурентов. В течение 1540-х годов разрозненные группы китайских пиратов стали куда более организованными - они собирались на островах восточного побережья и вступали в сговор с японцами.
Таким образом, акты пиратства и внешней торговли были взаимосвязаны. В 1523 году, к примеру, торговая компания Хосокава в Нинбо (Ningbo) напала на своих соперников из семьи Оути (Ōuchi) и выгнала их из города. Командующий Мин, преследовавший возмутителей спокойствия, был убит в морском сражении.
После драки в Нинбо, в 1524 году появилось предложение о назначении губернатор с полномочиями защищать берега острова. Сторонники утверждают, что японцы были большей угрозой, чем те же монголы, и что административные меры, действовавшие на северной границе, должны быть применены и здесь. В 1529 году после того, как солдаты гарнизона, обустроенного для защиты побережья, взбунтовались и скрылись вместе с пиратскими бандами, на место происшествия был отправлен проверяющий, который должен был проверить защиту прибрежных укреплений, скоординировать дальнейшую борьбу с пиратством, а также наказать организаторов бунта. В 1531 году этого служащего перевели и никем не заменили.
Чжу Вань (Zhu Wan)
С 1539 года система дани была упразднена. Размер японских флотов, приплывающих, чтобы торговать с частными китайскими предпринимателям, рос каждый год. Но также росло и связанное с ним насилие. Наиболее типичная атака вако в это время сводилась к нападению из своих крепостей и быстрому отходу на суда. Во многих случаях столкновения с применением насилия были результатами конфликтов между богатыми семьями и их кредиторами. Одно из поместий семьи Се (Xie) в Сяосюне (Shaoxing) было разграблено и сожжено летом 1547 года как раз по этой причине.
В ноябре 1547 года Чжу Вань был назначен ответственным за защиту прибрежных укреплений в Zhejiang и Fujian, а также должен был искоренить пиратство. В феврале 1548 года большой пиратский флот напал на прибрежные районы Нинбо (Ningbo) и Тайчжоу (Taizhou). Убивая, поджигая и грабя всё на своём пути, пираты не встретили достойного сопротивлению.
Чжу прибыл в Нинбо в апреле и вскоре после этого возглавил нападение на крепость вако на острове Шуаньгу (Shuangyu). В марте 1549 года он атаковал большой торговый флот, расположившийся у побережья Фуцзян (Fujian). Но тем не менее в результате импичмента Чжу, несмотря на все его успехи, был отстранён от должности и совершил самоубийство в январе 1550 года. Подчиняющиеся ему силы были распущены.
Ван Чжи (Wang Zhi)
К 1550-м годам китайский торговец Ван Чжи организовал большой торговый синдикат и командовал хорошо вооружённым флотом, наняв матросов и солдат для его защиты. Между 1539 и 1552 годами он сотрудничал с местными интендантами несколько раз, ожидая ослабления запрета на внешнюю торговлю. Но когда в 1551 году этот запрет был только ужесточён, Ван стал устраивать крупные атаки на официальные учреждения, зернохранилища, областную и районную казну, а также, случайно, на ближайшие местности, которые и так подвергались разграблению. Бандитизм на побережье Чжецзян стал настолько процветать, что жители городов и деревень были вынуждены возводить частоколы.
Весной 1552 года несколько сотен пиратов атаковали все доступные места на побережье Чжецзян, а к лету 1553 года Ван Чжи собрал большой флот и организовал налёт на побережье от Чжецзян до севера Тайчжоу (Taizhou). Несколько гарнизонов были быстро взяты, в нескольких местах пришлось устраивать осаду. В начале 1554 года из укреплённых баз на побережье Чжецзян совершались налёты вглубь китайской территории. В 1555 году «торговцы» приблизились к большим городам в дельте Янцзы: Ханчжоу (Hangzhou), Сучжоу (Suzhou) и Нанцзинь (Nanjing). Налётчики-вако создали множество укреплённых баз во множестве городов и крепостей на побережье Чжецзян, а общая численность гарнизонов во всех крепостях насчитывала около 20 тысяч мужчин.
Существовало двое китайских командиров, самых известных в противостоянии вако, это были Ци Цзи Гуан (Qi Jiguang) и Юй Да Ю (Yu Dayou). Оба мужчины выросли в прибрежных провинциях и хорошо знали правила войны на море. Qi собрал около 4000 человек, известных как «Семейная армия Ци». «Армия» состояла, в основном, из крестьян и шахтёров. Ци выиграл ряд сражений в 1555 году, защищая Тайчжоу. Первой значительной победой Гуана был случай в 1553 году, когда его моряки взяли штурмом укреплённый лагерь вако на острове Путушань (Putuoshan) и изгнали их оттуда. Два года спустя он убил около двух тысяч вако на севере Jiaxing`а, завоевав таким образом величайшую победу в войнах с пиратами.
Хидэёси
Когда Тоётоми Хидэёси в 1580-х годах принял регентство над Японией, он вместе с Мином работал над прекращением деятельности пиратов и довольно таки успешно. Однако, как только Хидэёси покончил со всеми кровными родственниками своего давнего врага (клан Ходзё - Hōjō), он потребовал от корейской династии Чосон права пройти через её земли для того, чтобы вторгнуться в Китай. Корея отказала и Хидэёси напал на Корею и Манчжурию (1592-1598 гг.). Термин «вако» в данном случае использовался для обозначения нападающих, то бишь японцев. Первоначально Хидэёси удалось добиться кое-каких успехов, но потом Япония с треском проиграла адмиралу Yi Sun-sin из корейской провинции Jeolla, а подошедшие китайская и корейская армии заставили Хидэёси отступить.
Закат пиратства
Перед тем как исчезнуть окончательно количество пиратов постепенно уменьшалось и этому общему упадку есть несколько причин. Как правило, большинство вако стало возвращаться к традиционным для мореплавателей видам деятельности и закон, запрещающий торговлю морем постепенно сошёл на нет. История приводит множество примеров, один из которых весьма парадоксален, но тем не менее он был: в 1550 году португальцам было выдано разрешение селиться в Макао в обмен на союз с Мингом против Вако. Португальцы устроили две операции, о первой из которых можно найти упоминания в письмах к Чжу Ваню (Zhu Wan), одному из лидеров антипиратских кампаний. Второй случай лучше документирован и рассказывает о совместном китайско-португальском противостоянии пиратам в дельте реки Жемчужная в 1564 году.
Кроме того, появление португальцев привело к ослаблению торговых ограничений, во всяком случае в районе Кантон. Возможно, само присутствие хорошо вооружённых португальских судов способствовало снижению активности пиратов. Кроме того, взаимодействие с портгульцами привело к упразднению системы дани, что в конечном счёте благотворно сказалось на местных легальных торговцах. Но более вероятно, что португальцы могли предложить товары из Индии и Индонезии по более привлекательной цене, что делало их своего рода контрабандистами по отношению к вако. Вако не могли выдержать такой конкуренции и в итоге вернулись к обычной деятельности.
Хидэёси также нанёс обширный ущерб деятельности пиратов. Два законопроекта в особенности подорвали само существование пиратов. Первый из них это знаменитый закон из «охоты за мечами», начатой в 1588 году. Охота за мечами была одной из основных причин конфискации даймё оружия у крестьян - таким образом была нивелирована возможность вооружённого бунта. Даймё, чьи религиозные убеждения и лояльность по отношению к Хидэёси вызывали сомнение, были подвергнуты репрессиям. Фактически, такие действия Хидэёси разоружили и вако, т.к. им больше негде было приобретать оружие, да и сами они теперь вдвойне, если не втройне преступали закон. Второй законопроект был направлен непосредственно против пиратов, в частности, представители даймё пытались всеми правдами и неправдами получить подтверждение того, что мореплаватель не участвует в налётах и грабежах. Если бы какой-нибудь даймё вздумал противиться выполнению этого приказа и позволил вако и дальше заниматьяс их ремеслом, то его владение было бы просто конфисковано.
Политика Кореи, нацеленная на мир, взяла вако под контроль в конце XV-XVI вв. После корейского вторжения на Цусиму в 1491 году, активность вако в Корее сильно упала. В 1426 году король Sejong изменил внешнюю политику с позиции войны на позицию мира и открыл для торговли с Японией три порта на побережье. В 1443 году Корея и Япония подписали соглашение, подразумевавшее, что Япония будет контролировать деятельность вако, а также узаконившее торговлю между корейским портов и островом Цусима. Также была предпринята попытка построить специальную торговую область Waegwan, которая, однако, не предназначалась для постоянного проживания. Благодаря добрососедской политике Чосона активность вако снизилась и между Кореей и Японией установился мир. Однако японцы позже попытались расширить масштабы торговли и попытались устроиться на постоянное проживание в Waegwan`е, что привело к очередному спору между странами. В 1510 году деятельность японских торговцев в отведённых трёх портах была пресечена корейской армией, а сами порты были закрыты до 1512 года. Перед японским вторжением в 1592 году для официальной торговли был открыт только один корейский порт Jaepo.
Перевод статьи из Википедии, выполненный А. Кальчевой
Карта набегов вако
1000
__________________
Последний раз редактировалось BronuiN; 28.02.2010 в 16:52.
До появления европейцев в Индийском океане пиратство наносило малый ущерб местной торговле. Пираты грабили только корабли, приближающиеся близко к берегу. Никогда пираты Персидского залива не появлялись у Австралии, и малайские морские разбойники не стремились к берегам Африки. Это было «каботажное» пиратство. Можно сказать, что пиратство относилось к разряду неизбежных неудобств долгого пути. Именно таковы были малайские пираты, описанные в 13 веке Марко Поло.
После появления в 16 веке португальцев – а затем голландцев и англичан – всё изменилось. В течение нескольких веков Индийский океан стал зоной беспрерывного морского грабежа. Плохо вооружённые корабли местных мореплавателей пали первой его жертвой и вплоть до конца XVI века именно европейские пираты доминировали в этом регионе. Но постепенно революция в технике мореплавания, связанная с появлением европейских судов, а также нарушение естественного баланса сил европейскими пиратами, начиная с португальских грабителей и кончая карибскими буканьерами, привели к качественным изменениям в местном пиратстве. С конца XVI века – начала XVII века оно уже переплетается с борьбой против европейцев, которые, в свою очередь, склонны были именовать пиратами всех, кто не желал им покориться.
Таковы были знаменитые малабарские и маратхские пираты, доставлявшие немало неприятностей Ост-Индской компании. Даже решительные действия губернатора Буна, решившегося в 1717 году на прямую войну с пиратами и осаду их крепости Герия, не привели к успеху.
В большой степени пиратству в Индийском океане способствовала колониальная неразбериха: перед появлением в этих местах европейцев, пиратов держали в узде малаккские султаны и другие государства. Однако португальцы и голландцы нарушили привычное равновесие сил. Голландцы, упрочивая своё господство в Индонезии, уничтожали местные правительства и вносили дезорганизацию в веками установившиеся отношения. В расцвете своего могущества голландская колониальная держава могла преследовать пиратов, но к концу ХVIII века голландцы уже потеряли монополию на власть в этом районе. Когда же в борьбу вмешалась Англия и начала одно за другим уничтожать государства Малакки, отряды пиратов усилились за счет оставшихся не у дел, разорённых и озлобленных малайских воинов и торговцев. К этому моменту Англия и Голландия перешли к упорядоченной эксплуатации колоний, и потому пиратство, препятствующее торговле, не могло их не взволновать. В англо-голландском договоре 1824 года, по которому все острова к югу от Малаккского пролива входили в сферу влияния Нидерландов, а Малаккский полуостров – в зону преимущественных интересов Англии, была включена отдельная статься о совместной борьбе с пиратами.
Но только во второй половине девятнадцатого века пиратство в Индийском океане было почти полностью искоренено. Труднее оказалось справиться с китайскими пиратами.
В 1842 году в Нанкине между Великобританией и Китаем был заключен мирный договор, которым завершилась «опиумная» война между Китаем и Великобританией, продолжавшаяся с 1839 г. Китай обязался уступить Великобритании Гонконг и открыть для её торговых судов пять портов. Причиной «опиумной» войны был всё возраставший ввоз англичанами в Китай индийского опиума. За неимением другого приносящего прибыль товара британцы сосредоточились на ввозе этого наркотика. Помимо того, что опиум вредил здоровью китайского населения, его поставки подрывали и экономику Китая, поскольку оплачивались серебром. В 1839 г. торговля опиумом в Китае была запрещена. Представитель императора Линь Цзэсюй повелел уничтожить примерно 20 000 ящиков (1000 т наркотика), принадлежавших британским купцам, что и стало поводом к войне.
К боевым действиям против англичан подключились китайские пиратские флотилии , которые действовали в интересах китайских купцов в районе Гонконга. "Опиумная война" продолжалась три года: за это время британский флот, на много превосходивший китайский в техническом отношении, обстрелял множество городов на Южно-Китайском побережье и потопил множество джонок, принадлежавших не только пиратам, но и китайским купцам. Не только британский флот проводил военные операции против китайских пиратских флотилий: в 1841 году пароход Британской Ост-Индийской компании "Немезида" в Ансонском заливе потопил множество пиратских джонок.
Заключив мир в Нанкине, Великобритания достигла своих целей: захватила Гонконг, расширила районы торговли, получила военных контрибуций на 23 млн. долларов.
Англичане боролись с пиратством в Южно-Китайском море до конца XIX и в начале XX века. В 1849 году британская эскадра разгромила пиратскую базу недалеко от Гонконга в Заливе Биас, которой командовал Чуй Апу. Англичане уничтожили пиратский флот , убив при этом 400 человек; раненый Чуй Апу был схвачен англичанами , но покончил жизнь самоубийством.
В 1850 году на побережье провинций Фуцзянь и Гуандун китайские торговцы и пираты развернули под британским флагом бойкую торговлю контрабандным опиумом. Великобритания использовала это как предлог для начала военных действий против Китая. 5 марта 1850 года британский пароход уничтожил множество пиратских джонок в заливе Кат О недалеко от Гонконга; изрыгая клубы черного дыма, пароход планомерно уничтожал беззащитные джонки. В том же году в Китае вспыхнуло народное восстание тайпин . Словом тайпин (кит. – мирный, миролюбивый) они называли идеальный строй, который будто бы существовал в Китае во времена легендарных императоров, когда небесные и земные силы действовали в полной гармонии. К восстанию присоединились тысячи крестьян, которые из-за высокой инфляции – результата опиумной войны и поборов крупных землевладельцев – все более нищали.
"Опиумные войны" закончились фактическим превращением Китая в Европейскую колонию. Великобритания боролась с пиратством в Южно-Китайских морях довольно долго , но до сих пор в этом районе происходит наибольшее количество пиратских нападений на корабли.
Малайские и малабарские пираты
Пиратство существовало в Индийском океане и Южных морях с глубокой древности и одними из первых пиратов были малайские. Грабежом они занимались вдоль берегов и были постоянными спутниками торговли в этом регионе. По всей видимости, они пользовались покровительством тех или иных местных правителей: в обмен на часть добычи им предоставляли убежище и помогали сбывать награбленное.
Именно такую картину застал в ХIII веке Марко Поло. Особенно знаменит пиратами был Малабарский берег Индии. В своих записках он рассказывает, что пиратский флот насчитывал свыше ста судов. При поиске жертвы малабарские пираты выстраивались в линию, располагая свои корабли на расстоянии пяти миль друг от друга. Завидев нагруженное товаром судно, пираты зажигали огни и подавали друг другу знаки. Несмотря на то, что купцы были прекрасно осведомлены об опасности пути и загодя готовились к встрече, пиратам часто удавалось захватывать корабли. Товары они забирали, но людей не трогали. По словам Марко Поло они говорили путешественникам: "Ступайте добывать другое имущество: случится, может быть, что и его нам отдадите".
После появления португальцев, а затем голландцев и англичан, малабарские пираты на время уходят в тень, не в силах состязаться с хорошо вооружёнными большими кораблями и до конца XVII века столкновения с малабарскими пиратами или пиратами Гуджарата и Персидского залива почти не отмечены в документах европейских держав.
Но начиная с восьмидесятых годов упоминания о пиратских набегах встречаются почти ежегодно. Так, в 1683 году английский компанейский корабль "Президент" был атакован арабами Маската, располагавшими двумя кораблями европейского типа и четырьмя двухмачтовыми кораблями с малой осадкой, называвшимися горабами. Горабы обычно подстерегали добычу в устьях рек или у отмелей, куда за ними не мог последовать глубоко сидящий океанский корабль. Впрочем, имевший преимущество в артиллерии «Президент» в этот раз отбился от пиратов, потопив три гораба. Но на следующий год пираты окружили небольшую английскую шхуну, и во время боя взорвали её.
В 1685 году пираты по ошибке атаковали английский фрегат "Феникс", приняв его за торговый корабль. Капитан "Феникса" предпринял контратаку, спустив шлюпки и приказав взять пиратский гораб на абордаж. Пираты отбили атаку, но после отхода шлюпок "Феникс" расстрелял гораб из пушек. После второго залпа пиратский корабль пошел ко дну. Из воды было подобрано лишь сорок человек – более сотни погибло.
Документы отмечают ещё несколько случаев нападения арабских и малабарских пиратов на суда Ост-Индской компании. Тем не менее, довольно долго пираты не представляли для европейцев реальной опасности, и англичане даже не пытались проводить против них военных операций. "Они, – писал один из директоров компании в 1699 году, – не опасны как разбойники, и добыча, которую можно захватить у них, не стоит усилий".
Только в восемнадцатом веке, когда англичане стали объявлять пиратами всех, кто противился их колониальной политике в Индийском океане, дошло дело до карательных экспедиций.
Маратхские пираты
Маратхский правитель Конаджи Ангрия вошел в историю как пират во многом благодаря усилиям Ост-Индской компании; мы бы определили его действия как морскую войну против Англии.
Во время неразберихи, царившей после смерти известного предводителя маратхов Шиваджи в 1680 году, Конаджи Агрии удалось прибрать к рукам значительную части Малабарского побережья, защищённого со стороны суши труднопроходимыми лесистыми горами, а в 1698 году он стал командующим флотом маратхов. Некоторое время Агрия сотрудничал с англичанами, но в 1702 году у бывших союзников, видимо, случилась размолвка. Агрия захватил небольшой корабль из Каликута с шестью англичанами на борту, отказался его вернуть и, сославшись на то, что англичане обманули его доверие, пообещал, что будет захватывать все английские корабли, где бы он их ни встретил.
Слово своё он сдержал и дошло до того, что в ноябре 1712 года флот Конаджи Ангрии захватил два английских корабля, один из которых принадлежал самому губернатору Бомбея, а на втором плыл фактор Ост-Индской компании мистер Чоун и его молодая жена. Чоун погиб в бою, а, семнадцатилетняя Катрин несколько месяцев провела в плену у маратхов, пока в феврале 1713 года не была выкуплена за тридцать тысяч рупий.
В 1715 году в Бомбей прибыл облеченный чрезвычайными полномочиями новый губернатор – Чарльз Бун. Он сразу же начал возводить стену вокруг Бомбея и сооружать на верфи военные корабли – сравнительно небольшие, но быстроходные. Через два года в распоряжении Буна было уже девятнадцать фрегатов, галер и брандеров. И потому, когда в 1717 году Ангрия в очередной раз захватил два судна, англичане решили прибегнуть к наступательной тактике. Снарядив несколько небольших судов, в июне англичане осадили крепость Герию, где находился один из захваченных маратхами кораблей. Блокировав крепость, они рассыпались по окрестностям, грабя прибрежные города и деревни. Им удалось разорить несколько городов, но штурм самой крепости, в которой находилось всего сто защитников, не был успешным; понеся большие потери, англичане отплыли обратно в Бомбей.
В том же году англичане дважды нападали на маратхский форт на острове Кеннери вблизи Бомбея, но и эти экспедиции окончились неудачей.
В 1718 году губернатор Бун предпринял ещё одну попытку захвата Герии. Командующий эскадрой мистер Браун, именовавшийся «адмиралом флота, главнокомандующим всеми вооружёнными силами», показал себя никуда не годным командующим, а большинство его капитанов – никуда не годными командирами. Экипажи кораблей, не исключая матросов и капитанов, проводили время в пьянстве и драках. Один из капитанов допился до того, что ему показалось, что его корабль налетел на рифы. Бросив вверенное ему судно, он отплыл на шлюпке к Брауну, который, выяснив все обстоятельства, приказал заковать его в кандалы.
После месяца неудачных высадок и бесцельных бомбардировок совет офицеров флота отказался от штурма цитадели Ангрии и, чтобы хоть как-то компенсировать поражение, решил перейти к слабо укрепленному городку Диогуру. Но и этот поход провалился. Пришлось отказаться от дальнейших попыток разгромить маратхов и возвращаться в Бомбей. На обратном пути эскадра Брауна была рассеяна Тейлором и [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться] - перебравшимися в эти моря карибскими флибустьерами. Попытки отомстить им надолго отвлекли внимание губернатора Буна от маратхских пиратов.
"Пираты всего мира" (энциклопедия)
__________________
Memento Mori
В глубине придонных вод
Ктулху - зверь такой - живёт;
Лишь в шторма плывёт наверх,
Съесть кораблик на обед...
Последний раз редактировалось BronuiN; 24.03.2010 в 02:14.
Причина: добавлена ссылка
История знает много примеров, когда разбой, официально разрешенный государством, считался достойным всяческих наград и объявлялся неотъемлемой частью внешней политики, в то время как действия несанкционированные пресекались строжайшим образом. Пиратство - бич торговли и порядка на море - поощрялось власть имущими, когда велась очередная война и строго каралось, когда выходило за рамки дозволенного и переставало поддаваться контролю, то есть становилось чем-то вроде стихийного бедствия.
В XIV веке народы северной Европы пользовались "береговым правом". Оно гласило: "Кто найдет предметы, выброшенные на берег моря, тот и становится их владельцем". "Береговое право" распространялось также на потерпевшие крушение или выброшенные на берег корабли. Разумеется, ждать удобного случая приходилось довольно долго, а смотреть, как мимо скалистых берегов проплывают суда, груженые ценными товарами, у бедных рыбаков и нищих крестьян подчас не было сил. Так почему бы не помочь провидению и не заставить его наконец совершить правое дело, отдав богатство в руки тех, кто в нем нуждался несомненно больше. И для многих жителей береговых районов это право превращалось в непреодолимое искушение - ведь достаточно погасить в бурю маяк или чуть передвинуть буй, как судно садилось на мель или разбивалось о рифы. Но "береговое право" также гласило, что считать найденное своей собственностью можно лишь в том случае, если после кораблекрушения на корабле никто не уцелел. И уцелевших моряков на берегу ожидала лютая смерть, которая была гораздо страшнее смерти в морских волнах.
Феодалы всячески поддерживали скрытый разбой своих подданных, так как львиная доля награбленного добра поступала владельцу земли, около которой потерпел крушение корабль. Господа грозили своим крестьянам наказаниями и расправой, назначали управляющих побережьем чиновников, а на самом деле - закрывали глаза на разбой и убийства, чинимые ради личной наживы.
В 1389 году датская королева Маргарита в ходе долгой и безрезультатной войны со шведским королем Альбрехтом взяла наконец своего противника в плен и заключила в тюрьму, в том же году ее войска осадили последний оплот шведов - Стокгольм. Отец короля Альбрехта, герцог Мекленбургский, призвал на помощь своих соотечественников и всех, кто желал служить ему верой и правдой. На его призыв откликнулось великое множество искателей приключений. И скоро у стен Стокгольма собралось целое войско. Корабли новоиспеченных защитников, снабженные официальными каперскими свидетельствами, привозили осажденным оружие и продовольствие, а также устраивали вылазки и контратаки. Многие капитаны наконец получили долгожданную свободу действий на море - пользуясь легальным разрешением, они нападали на торговые суда, не разбирая, где свои, а где чужие. Воды Северного моря все чаще окрашивались кровью.
Благодаря помощи "виктуальных братьев", которых народ позднее окрестил виталийскими братьями, или витальерами, столица Швеции продержалась три года - с 1389-го по 1393-й.
В 1394 году виталийские братья под предводительством стокгольмского градоначальника захватили датский остров Готланд, а его столицу Висбю, которая в ту пору считалась одной из самых мощных крепостей в северной Европе, превратили в пиратскую базу, и оттуда совершали нападения на датские и другие проплывавшие мимо корабли. В итоге виталийские братья нанесли королеве Маргарите неисчислимо больший урон, чем затянувшаяся война со Швецией.
В конце концов Стокгольм пал, мир между Данией и Швецией был заключен, но виталийские братья продолжали по-прежнему грабить торговые суда. Купцы превращали свои корабли в плавучие крепости, оснащали их по последнему слову тогдашней военной техники, но ничего не помогало - пиратские корабли по скорости и маневренности далеко превосходили тяжелые и неповоротливые торговые суда, не предназначенные для активных боевых действий. Пиратство мешало торговле и экономическому благополучию стран Балтийского региона, и с ним следовало покончить решительно и беспощадно.
Остается только гадать, сумели ли бы торговые города собственными силами справиться с пиратством, если бы на их стороне внезапно не выступила самая мощная военная организация того времени - Тевтонский рыцарский орден. Великий магистр ордена Конрад фон Юнгинген созвал представителей прусских городов в Мариенбург на тайный совет и предложил план внезапного истребления виталийских братьев на Готланде.
22 февраля 1398 года в гаванях Мариенбурга стояли наготове 10 торговых кораблей и 30 судов поменьше. На них грузили оружие, лошадей, пушки. 17 марта флот вышел в открытое море. Спустя четыре дня две тысячи рыцарей высадились на Готланде около стен пиратской крепости Вестергарн.
Рыцари бросились в атаку молниеносно, и пиратские крепости - Вестергарн, Варвсхольм-Ландескроне, Слите - капитулировали одна за другой. Флот Тевтонского ордена с боем занял гавань Висбю, а подошедшие с тыла сухопутные войска штурмовали стены пиратской столицы. Виталийские братья были обречены, их господству на море пришел конец. 5 апреля крепость Висбю пала, и виталийские братья навсегда покинули остров Готланд.
Это было начало конца, но еще не конец. Виталийские братья разделились. Некоторые из них бежали на север Швеции, в Норланд, где осели в крепости Факсехольм - впоследствии их помиловали. Другие же продолжали заниматься разбоем в Северном море, их убежищем стали Восточные Фризские острова. Предводителями этой непокорной части виталийских братьев были Годеке Михельс и [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться]. Мирной торговле у берегов Голландии пришел конец. Пиратство наносило огромный ущерб, и с ним надлежало покончить раз и навсегда.
В 1400 году эскадра любекских и гамбургских кораблей появилась у Восточных Фризских островов. Во время карательной экспедиции было уничтожено 80 пиратов, перепуганные местные жители выдали властям еще 25 пиратов, которых обезглавили на рыночной площади города Эмдена на глазах их недавних покровителей. Среди казненных оказался внебрачный сын крупного феодала Конрада Ольденбургского.
Пираты были разбиты, но не окончательно - на Восточных Фризских островах скрывались еще около полутысячи виталийских братьев. Охота за их головами продолжалась.
Зимой 1410 года Гамбург приготовился к атаке. Для этой цели было построено два новых военных корабля. Ранней весной военная флотилия, замаскированная под торговый караван, вышла из устья Эльбы и направилась к острову Гельголанд. Там, в южной гавани, стояли на якорях корабли виталийских братьев. Пираты, обнаружив беззащитных купцов, бросились в атаку. Гамбургские корабли легли в дрейф и открыли огонь из всех орудий. У виталийских братьев не было никакой надежды на спасение. 40 человек погибли, 70 попали в плен, в их числе был и главарь Клаус Штертебекер.
Казнь виталийских братьев в Гамбурге:
Спойлер:
Все население Гамбурга осудило пиратов. Процесс продолжался около полугода, и лишь в октябре месяце был вынесен приговор, в котором, впрочем, никто и не сомневался - смерть на плахе. 20 октября 1401 года приговоренных пиратов казнили на острове Грасбург, их головы насадили на колья, и колья врыли в землю по всему берегу - в назидание всем, кто осмелится осквернить море пиратством и разбоем.
К концу лета был пойман Годеке Михельс, предводитель уцелевших виталийских братьев. Его казнили на острове, и голова второго предводителя морских разбойников присоединилась к головам поверженного пиратского войска.
Вплоть до 1488 года повсюду в Северном море нещадно преследовали и казнили уцелевших последователей виталийских братьев, и лишь спустя сто лет после возникновения витальеров о них перестали вспоминать. Черепа казненных на острове Грасбург долгое время устрашали рыбаков и торговцев, а сам остров пользовался дурной славой. Местные жители утверждают, что в полнолуние с острова доносятся стоны и проклятия пиратов, и море в эту пору неспокойно.
xx.lipetsk.ru
__________________
Если вас никто не критикует – значит успеха вы еще не добились.
(Малькольм Форбс)
Протянувшийся от Флориды до [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться] на 1300 километров и включающий в себя 29 крупных и примерно 660 мелких островов, [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться] привлек к себе внимание пиратов и корсаров еще в XVI в. Поскольку испанские конкистадоры, уничтожив местное индейское население, не основали здесь своих колоний, противники Испании начали использовать эти «ничейные» земли в качестве баз для набегов на испанские корабли и прибрежные поселения в Новом Свете. В 1629 г. началась английская колонизация Багамских островов, но протекала она вяло, так что до 70-х годов XVII в. их подлинными хозяевами продолжали оставаться морские разбойники и контрабандисты.
Спойлер:
1 ноября 1670 г. английский король Карл II Стюарт пожаловал Багамы шести лордам-собственникам Каролины, которые назначили сюда губернатора и позаботились об укреплении новой колонии.
Английские флибустьеры, лишившиеся к тому времени своей штаб-квартиры на Ямайке, довольно быстро нашли общий язык с колониальной администрацией Багамских островов. При губерна*торе Роберте Кларке (1677-1682) началась выдача пиратам каперских поручений против испанцев. Ямайский губернатор Томас Линч, следовавший инструкциям из Лондона о поддержании дружеских отношений с поданными испанской короны, отправил в адрес английского Совета по торговле и плантациям каперское свидетельство, выданное багамским губернатором флибустьеру [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться]; в своем письме Линч отмечал, что, если Багамы не будут приведены под контроль короля, «они останутся гнездом разбойников». Оправдываясь, Кларк 6 июля 1682 г. написал Линчу о грабеже испанцами двух английских судов и о выселении ими английских колонистов с южных Багам на [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться]. Эти испанцы были настоящими пиратами, уверял Кларк, и данное обстоятельство давало ему полное право вести войну «против них и других пиратов, которые тревожат нас».
Тем не менее, в августе того же года Роберт Кларк был уволен. Его каперское поручение Коксону изучалось в Совете по торговле и плантациям 18 января 1683 г. и было признано незаконным по всем статьям. Но и новый губернатор Багам, Ричард Лилберн (1682-1684), не имея в своем распоряжении военных кораблей, не мог выдворить из своей колонии окопавшихся там флибустьеров. В марте 1683 г. капитан Томас Пейн, который по поручению Линча должен был бороться с морскими разбойниками, объединился с несколькими другими пиратскими капитанами и напал на испанский город Сан-Аугустин во Флориде. С захваченной добычей он прибыл на остров [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться], и губернатор Лилберн не был в состоянии его наказать. Осенью того же года Сэмюэл Джонс, капитан фрегата «Изабелла», и Ричард Картер, командовавший шлюпом «Мариант», отправился с Нью-Провиденса к побережью Флориды искать сокровища погибших испанских галеонов. Зайдя в Мексиканский залив, они в апреле 1684 г. разорили испанский порт Тампико, но неожиданно были захвачены армадой де Барловенто под командованием генерала Андреса Очоа де Сарате. Среди пленных оказалось 70 англичан, 26 голландцев, четыре флоридских индейца, три негра и один испанец. Из Тампико их отвезли на допрос в Веракрус.
Видя нежелание или неспособность английского правительства очистить Багамские острова от пиратов, губернатор Кубы санкционировал корсарскую экспедицию Хуана де Ларко против Нью-Провиденса. Разместив на борту двух судов около 150 человек, де Ларко 18 января 1684 г. приблизился к южному побережью острова, высадил десант и овладел основным поселением англичан на Багамах - городом Чарлстоном. 10-пушечный фрегат «Гуд интент», находившийся в гавани, позорно бежал. Губернатор Лилберн тоже не проявил храбрости и отступил в лес с частью колонистов. Взяв добычу на 20 тыс. ф.ст., испанцы подожгли город, а пленных - в основном женщин, детей и негров - увезли с собой в Гавану. Вернувшись в разоренный Чарлстон, губернатор Лилберн отправил на Кубу гонца с заданием выяснить, какова была причина нападения. Кубинский губернатор ответил, что рейд представлял собой акцию возмездия, ибо жители Нью-Провиденса были «доказанными пиратами».
До 1686 г. на Багамах не было постоянного английского поселения. Лишь в декабре указанного года сюда прибыл с Ямайки шлюп под командованием Томаса Бриджеса, высадивший на Нью-Провиденсе партию колонистов. Последние избрали Бриджеса своим «президентом» и приступили к строительству форта, призванного защитить колонию от возможного повторного нападения испанцев. В феврале 1687 г. губернатор Ямайки Хендер Моулзвёрт высказал опасение о возможности дурного влияния пиратов на жителей Багам, а Бриджес признался, что тщетно пытался выдворить с острова таких «явных пиратов», как Джон Тэрбер, Томас Вули и Кристофер Гофф. В апреле 1688 г. капитаны Спрэгг и Лэнхем высадились на Нью-Провиденсе и, захватив в плен людей, подозреваемых в пиратстве, отвезли их на Ямайку.
С вступлением на английский престол короля Вильгельма III и началом Орлеанской войны на Багамы был назначен новый губернатор - Кэдволладер Джонс (1690-1693). Современник событий Олдмиксон пишет, что этот человек «весьма обласкивал тех пиратов, которые приходили на Провиденс», и что «он давал поручения пиратам без и вопреки согласия своего Совета». Другой очевидец, Томас Балкли, сообщал о продаже пороха известным пиратам и отказе губернатора преследовать по суду кражу 14 ружей. Если верить противникам Джонса, он и его секретарь Джон Грейвз установили на Нью-Провиденсе царство террора и насилия, направленное против честных граждан. Губернатор бросал людей в тюрьму без суда и следствия, не давал хода решениям Генеральной ассамблеи, а однажды, желая заставить членов Совета признать законными его прокламации, подговорил своего сына направить пушки корабля, стоявшего в гавани, на здание Совета. Результатом его «отвратительного рабства» стало восстание части колонистов, которые арестовали Джонса и заковали в цепи. 24 января 1692 г. на его место был избран один из членов Совета, но, по словам Олдмиксона, «некоторые отчаянные разбойники, пираты и прочие собрались мятежной невежественной толпой, которая 27 февраля 1692 г. с помощью оружия спасла губернатора, провозгласила его снова и восстановила в занимаемой им деспотической власти».
Год спустя лорды-собственники Багамских островов назначили на место Джонса очередного губернатора - Николаса Тротта (1693-1697), прибыв*шего в колонию в августе 1694 г. Он восстановил из руин Чарлстон, переименовал его в Нассау (по наследственному титулу короля Вильгельма III), заложил новый форт и, конечно же, не забыл позаботиться о своем кошельке. В годы его правления имело место скандальное дело капитана Генри Эвери, которое укрепило дурную славу Нью-Провиденса и привело к увольнению Тротта.
Капитан Эвери прибыл в [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться] на 46-пушечном корабле «Фэнси» (экипаж 113 человек), привезя с собой из Индийского океана огромную добычу. В апреле 1696 г. он бросил якорь у Ройял-Айленда к северу от острова Эльютера и, представившись капитаном Генри Бриджменом, попросил у Тротта разрешение зайти в воды Нассау и взять провизию. Губернатор собрал членов Совета и предложил удовлетворить просьбу пиратов, мотивируя это тем, что в городе всего 60 боеспособных людей. Совет поддержал это предложение.
Так как багамский губернатор не был уполномочен предоставлять пиратам амнистию, Эвери послал гонцов к губернатору Ямайки. Позже Уильям Бистон писал в Совет по торговле и плантациям:
«15 июня 1696 г. Пираты, которые бежали с кораблем некоего дона Артуро Обурна из Ла-Коруньи, побывали в Красном море и добыли большое богатство, как говорят - до 300 000 ф. ст. Они прибыли с ним на Провиденс и обратились частным порядком ко мне, интересуясь, могут ли они получить у меня прощение и явиться сюда; и за это мне пообещали вознаграждение... но я не прельстился этим из соображений долга».
В августе того же года один из пойманных пиратов, Джон Дэн, показал под присягой, что перед тем, как войти в Нассау, люди Эвери «собрали по 20 пиастров с человека и с капитана - 40, чтобы передать губернатору, не считая слоновых бивней и некоторых других товаров стоимостью около 1000 фунтов». Другой свидетель, пират Филипп Миддлтон, подтвердил это 11 ноября 1696 г. Пиратский корабль был куплен Троттом в доле с купцом Ричардом Тальяферро; пираты же, разделив добычу, начали отдельными группами пере*бираться в соседние колонии - главным образом, в Северную Америку и на [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться]. Эвери и 19 его сообщников купили за 600 ф.ст. корабль «Си флауэр» капитана Кросскиса и оправились в Бостон, имея при себе лишь 500 ф.ст. Двадцать три других разбойников приобрели еще один шлюп, хозяин которого, капитан Ризби, отвез их в Каролину.
Отвечая на обвинения по поводу его связей с пиратами, багамский губернатор заявил, что подарков от них не принимал, а 90 ф. ст. получил в качестве платы за провизию. Тем не менее, по настоянию министерства торговли лорды-собственники вынуждены были в ноябре 1696 г. решить вопрос об отставке Тротта и назначить на его место Николаса Уэбба (1697-1699).
Прибыв на Багамы, Уэбб попытался положить конец пиратству. В октябре 1698 г. он издал антипиратский акт, подтвержденный ассамблеей в 1699 г., но и при нем Нью-Провиденс продолжал оставаться «общим убежищем дли пиратов и незаконных торговцев» и «вместилищем всех разбойников». Инспектор североамериканских таможен Эдвард Рэндолф полагал, что Уэбб был не лучше, чем Тротт или Джонс. Губернатор Бостона тоже считал, что Уэбб «шел по стопам своего предшественника Тротта, который... был крупнейшим пиратским маклером в Америке».
В 1698 г. капитан Келли из базы на Багамах атаковал ямайский корабль «Эндевор» и ограбил его в районе островов Флорида-Кис. Губернатор Уэбб поручил Риду Элдингу взять пять кораблей и захватить Келли, но вместо этого Элдинг захватил судно «Багама мёрчент». Вернувшись в Нассау, он сообщил Уэббу, что взятое им судно было «покинутым», и вице-адмиралтейский суд объявил его законным призом. Владелец «Багама мёрчент», некто Эдвардс, пожаловался губернатору Ямайки, назвав губернатора Уэбба отъявленным пиратом. В феврале 1699 г. команда названного судна неожиданно объявилась в Нассау, и суд вынужден был изменить свое решение, назвав приз «брошенным и плавающим на поверхности грузом». При такой формулировке «Багама мёрчент» становился собственностью короны.
Примерно в это же время пираты похитили судно «Свипстейк», которым Уэбб владел в доле с неким Джеффрисом (на его борту находились 7 тыс. ф.ст. в звонкой монете и товары на 1000 фунтов). Рид Элдинг, исполнявший обязанности заместителя губернатора, организовал поиски морских разбойников и вскоре захватил пять известных пиратов: Унку Гикаса, Фредерика Филлипса, Джона Флойда, Джона Вэнтина и Хендрика ван Ховена по кличке Хинд - «главного пирата Вест-Индии». Суд над ними состоялся 23-24 октября 1699 г. Вэнтин из-за недостатка улик был признан невиновным и освобожден. Остальных обвинили в том, что они плавали «под кровавым флагом... как обычные пираты и разбойники», и признали виновными в захвате одного шлюпа и сожжении другого. 30 октября все они были повешены.
Активность багамских пиратов на атлантических путях заставила губернатора Бермудских островов Сэмюэла Дэя (1698-1701) отправить против них дюжину кораблей, капитаны которых были снабжены репрессальными грамотами, но деятельность карателей не принесла ощутимых результатов. В июне 1700 г. в сообщении из Виргинии отмечалось, что «все новости из Америки вращаются вокруг пиратов, находящихся не только у здешних берегов, но и по всей Вест-Индии, которые нанесли торговле в десятки раз больший ущерб, чем война». В октябре 1701 г. очередной губернатор Багам Элиас Хаскет (1700-1701) обвинил в связях с пиратами Рида Элдинга и попытался посадить его в тюрьму. В ответ на это спикер ассамблеи Джон Уоррен поднял мятеж, арестовал председателя вице-адмиралтейского суда Томаса Уокера и, захватив губернатора в плен, отправил его на борту кеча «Кэтрин» в Нью-Йорк. При этом бунтовщики отобрали у Хаскета все деньги и всё его имущество.
С началом войны за Испанское наследство (1701-1713) Багамы могли превратиться в крупнейшую базу английских приватиров, дей*ствовавших против испанского и французского судоходства. Чтобы не допустить этого, в 1703 г. испано-французская экспедиция, снаряженная в Сантьяго-де-Кубе, нанесла удар по Нассау. Два фрегата, которыми командовали Блас Морено Мондрагон и Клод Ле Шенэ, высадили на берег десант из 150 испанских солдат и большого количества французских флибустьеров, которые безжалостно перебили около сотни англичан. Через две недели рейдеры удалились, разрушив форт и прихватив с собой 22 пушки, 14 призов и около 80 пленных, в том числе губернатора Эллиса Лайтвуда. Что касается Рида Элдинга, то ему удалось удрать на своем быстроходном шлюпе.
Правительство Великобритании было обеспокоено потерей колонии на Багамах. В 1705 г. верхняя палата парламента направила в адрес королевы Анны обращение, в котором подчеркивалось, что «порт острова Провиденс может быть легко защищен, и очень опасно оставлять этот остров в руках врага. Поэтому члены палаты обращаются к ее величеству с просьбой предпринять необходимые шаги, чтобы снова овладеть островом». Однако в условиях войны правительство не имела возможности отправить сюда вооруженную экспедицию, и фактически хозяевами Багам с 1708 г. стали многочисленные пиратские шайки. К 1713 г. численность багамских пиратов достигла уже 1 тыс. человек. В апреле следующего года губернатор Бермуд Генри Пэллин докладывал в Лондон, что на Багамских островах проживает до двухсот семей, пребывающих в состоянии «полной анархии». Только три пиратских шайки находились под контролем: одну возглавлял капитан Филипп Кокрейм, базировавшийся на Харбор-Айленде, две другие - капитаны Бэрроу и Бенджамин Хорниголд, объявившие себя «губернаторами» Нью-Провиденса.
Вступление на престол короля Георга I (1714-1727) из Ганноверской династии обещало усиление борьбы против багамских пиратов, которые считались сторонниками якобитов - приверженцев династии Стюартов. В 1715 году Георг I отправил в Вест-Индию эскадру из шести кораблей, однако деятельность ее была малоэффективной. В июле 1716 г. губернатор Виргинии Александр Спотсвуд сообщал в Лондон: «На острове Нъю-Провиденс создается пиратское гнездо. Если пираты получат ожидаемое пополнение за счет разного сброда из залива Кампече, с Ямайки и из других мест, что вполне вероятно, они будут представлять серьезную опасность для британской тор*говли, если не принять своевременных мер к их подавлению».
В рапорте о положении дел на Багамах, отправленном в Совет по торговле и плантациям капитаном Мэтью Мансоном5 июля 1717 г., сообщалось, что на Нью-Провиденсе базируются пять известных пиратов: Бенджамин Хорниголд (у него был 10-пушечный шлюп и около 80 человек команды), Генри Дженнингс (10-пушечный шлюп и 100 человек команды), Сэмюэл Бёрджес (8-пушечный шлюп и около 80 человек команды), капитан Уайт (небольшое судно и 30 человек команды) и Эдвард Тич (6-пушечный шлюп и около 70 человек команды) [27]. Из других источников известно, что, помимо указанных капитанов, на Багамах в 1716-1718 гг. свили «осиные гнезда» пираты Генри Дженнингс, Чарлз Вейн, [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться], Сэмюэл Беллами, Джон Рэкхэм, [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться], Оливье Ле Вассёр по кличке Ла Буз, [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться], Кристофер Кондон (Кондент) и другие. Биографии многих из них были изложены в знаменитой книге капитана Чарлза Джонсона «Всеобщая история пиратов», впервые изданной в Лондоне в 1724 г.
Капитаны Хорниголд и Ла Буз плавали в консорте до весны 1716 г., имея два шлюпа и 140 человек команды. По свидетельству пирата Джона Брауна, допрошенного в Бостоне 6 мая 1717 г., они захватили в подветренной стороне от Гаваны корабль капитана Кингстона, направлявшийся с грузом кампешевого дерева в Голландию. Близ кубинского мыса Коррьентес эти разбойники взяли на абордаж две испанские бригантины с грузом какао. Испанцы, не выполнившие требование пиратов о выкупе, были высажены на берег, а их бригантины сожжены. Затем у острова Пинос Хорниголд и Ла Буз захватили три или четыре английских шлюпа. В это время в команде Хорниголда произошел раскол: так как вожак отказался нападать на английские суда, большинством голосов он был смещен и отпущен на призовом шлюпе вместе с 26 компаньонами. Место опального капитана занял Сэмюэл Беллами. Последний вместе с Ла Бузом разбойничал в Карибском море до января 1717 г. Когда Ла Буз отделился от Беллами, тот начал действовать в консорте с капитаном Полом Уильямсом. Крупный успех выпал на их долю в феврале, когда в Наветренном проливе (между Кубой и Гаити) после трех дней погони они взяли на абордаж 18-пушечный «гвинейский» фрегат «Вида», направлявшийся с Ямайки в Лондон под командованием Лоренса Принса. Добычу отвезли на багамский остров Лонг-Айленд. Помимо хины, индиго и сахара, пиратам досталось 180 мешков золотых и серебряных монет стоимостью 20 тыс. ф.ст.
Поскольку деятельность пиратов на атлантических путях начала препятствовать торговле между Англией и ее колониями в Вест-Индии и Северной Америке, губернатор Виргинии Александр Спотствуд летом 1717 года просил правительство ускорить отправку «достаточных сил к этим берегам для защиты торговли, и особенно к Багамам, чтобы изгнать пиратов оттуда, где они устроили общее место встречь и, кажется, смотрят на эти острова, как на свои собственные». Подобную просьбу высказал и губернатор Южной Каролины Роберт Джонсон, колония которого была буквально блокирована с моря флотилией Эдварда Тича.
5 сентября того же года Георг I издал прокламацию, в которой отмечалось, что «все пираты, которые до 5 сентября 1718 г. добровольно сдадутся одному из наших государственных секретарей в Великобритании или губернатору в наших заокеанских владениях, получат нашу милостивую амнистию за все разбойничьи действия, совершенные ими...». Губернатору Бермуд Бенджамину Беннету поручили отправить на Багамы посланника с обещанием прощения тем, кто сдастся немедленно, и он откомандировал туда своего сына. Хотя корабль с Бермуд был сначала обстрелян пиратами, Беннет-младший все же сумел прочитать королевскую прокламацию примерно тремстам разбойникам, собравшимся на Нью-Провиденсе. Большинство пиратов отнеслось к предложению об амнистиии скептически, так как не было уверено, что им позволят сохранить награбленное имущество, и не хотели «рисковать своей шеей из-за пустышки». Только пять капитанов, включая Генри Дженнингса и Бенджамина Хорниголда, воспользовались прощением и отправились на Бермуды.
6 февраля 1718 г. Георг I назанчил генерал-капитаном и губернатором Багамских островов бывшего корсара Вудса Роджерса, который, взяв с собой декларацию об амнистии и королевские инструкции, 11 апреля отплыл в Вест-Индию на корабле «Делисия» в сопровождении двух фрегатов и двух шлюпов королевского флота. 20 июля его эскадра подошла к острову Харбор-Айленд, жители которого приветствовали нового губернатора и сообщили ему, что на Нью-Провиденсе находится более тысячи пиратов. В Нассау имелся небольшой форт, но только одна из его девяти пушек была в исправном состоянии.
Вечером 26 июля Роджерс появился у входа в гавань Нассау. Пираты из шайки Чарлза Вейна, не желая сдаваться, подожгли французский приз и, подняв на своем судне черный флаг, выскользнули из мелководного залива Ист-Бей в открытое море. Остальные, оставшиеся в Нассау, на рассвете устроили Роджерсу торжественную встречу. У ворот форта к губернатору подошли Томас Уокер и Томас Тейлор, именовавшие себя председателем суда и президентом Совета, и Роджерс зачитал им свое поручение и королевскую прокламацию об амнистии.
На следующий день в Нассау был опубликован «военный закон», и королевские эмиссары приступили к описи грузов тех судов, которые стояли в гавани. В форте разместили гарнизон, в городе сформировали три роты гражданской милиции, а в порту снарядили несколько кораблей для охоты на Вейна и других сбежавших пиратов.
Борьба с пиратами не сразу дала ощутимые результаты. Многие из тех, кто получил амнистию, не хотели работать и, по признанию Роджерса, «искали удобный случай захватить ночью лодки и сбежать на них».
Так как держать пойманных пиратов в тюрьме Нассау было опасно, губернатор начал отправлять их для суда в Англию. В ноябре 1718 г. он выслал метрополию трех разбойников, в декабре - еще десять. Джон Огер, получивший амнистию в июле, вскоре снова занялся пиратством и ограбил два торговых шлюпа, посланные Роджерсом за провизией. Экс-пираты Хорниголд и Кокрейм получили специальное задание найти и захватить своих бывших товарищей по ремеслу, что и было сделано. Из 13 пленных пиратов, пойманных в районе острова Большой Эксума, трое умерли от ран на пути к Нью-Провиденсу. Суд над десятью остальными состоялся 5 декабря в Нассау. Несмотря на то, что подсудимые просили возложить всю вину на Финиса Бэнча, одного из умерших, члены адмиралтейского суда признали их виновными и приговорили к смерти. 10 декабря эти пираты были повешены.
Однако ни репрессии, ни добровольная сдача на Нью-Провиденсе капитана Джона Рэкхэма (в мае 1719 г.) не избавили Роджерса от хлопот. Более 2 тыс. пиратов продолжали крейсировать в окресных водах, совершая вылазки в Карибское море, к берегам Северной Америки и даже в Африку. «Нас никогда не покидает мрачное предчувствие опасности со стороны пиратов и испанцев, - признавался Роджерс в одном из писем, - и я объясняю это только отсутствием военно-морской базы, без которой мы действительно не способны достаточно надежно защитить себя».
Завершая наше небольшое исследование, отметим, что расцвет багамского пиратства пришелся на период, когда после заключения англо-испанского Мадридского мира 1670 г. английские колониальные власти, следуя указаниям из Лондона, прекратили выдачу каперских свидетельств флибустьерам Вест-Индии и ликвидировали их базу в [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться] ([Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться]). Преследуемые как обычные пираты, многие английские флибустьеры подались во французские колонии - на [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться] и [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться]; другие нашли убежище на слабо заселенных Багамских островах, превратив один из них - Нью-Провиденс - в свою штаб-квартиру. После окончания войны за Испанское наследство (1713) сотни приватиров, не желая терять работу и возможность быстрого обогащения, превратились из законопослушных «морских партизан» в обычных пиратов, главным убежищем которых по-прежнему оставались Багамы. Действуя под черным флагом против международного торгового судоходства, эти джентльмены удачи выработали свои собственные правила поведения, зафиксированные в их корабельных уставах. Эти правила, прежде всего, предусматривали равнодольное распределение добычи, равенство всех членов экипажа и ограничение всевластия капитана. Несмотря на то, что деятельность багамских пиратов носила антизаконный, асоциальный и антигуманный характер, мотивы их действий обусловливались не только жаждой легкой наживы, но и социальным протестом против несправедливостей общества, из которого они ушли или были изгнаны.
Ликвидировать пиратскую базу на Багамских островах удалось лишь в 1718 г. с помощью «кнута и пряника». Британские власти предоставили амнистию тем морским разбойникам, которые согласились добровольно сдаться и стать законопослушными гражданами; прочие были изгнаны, объявлены вне закона и постепенно уничтожены с помощью военно-морских сил.
В.К. Губарев
__________________
Последний раз редактировалось BronuiN; 31.03.2010 в 22:44.
Причина: добавлена ссылка
История Карибского моря Пираты: флибустьеры Карибского моря. История.
В истории было два важнейших района пиратского промысла - два Средиземных моря: Европейское и Американское. Взгляните на карту. Карибское море расположено между Южной и Северной Америкой, окружено гирляндой больших и маленьких островов. Иногда его и называют Американское Средиземное. На севере его ограничивают Большие Антильские острова: Куба, Ямайка, Гаити, Пуэрто-Рико. У северо-западного берега Гаити притаился островок Тортуга со скалистой гаванью, "самой природой предназначенной служить надежным приютом для кораблей", - гнездо пиратов XVII века.
С запада протянулась дуга Малых Антильских островов. Наветренных и Подветренных, овеваемых постоянным пассатом. Гваделупа, Доминика, Мартиника, Тринидад - эти названия хорошо знают любители редких марок (хотя и не всегда умеют найти эти острова на карте).
Когда-то, в конце XV века, подгоняемые северо-восточным пассатом, к Антильским островам подошли три корабля с нашитыми на парусах красными крестами.
Первые европейцы ступили на их землю. Адмирал маленькой флотилии дон Кристобаль Колон, как его называли испанцы, - Христофор Колумб, как называем мы, объявил открытые им земли владением испанской короны.
Вслед за Колумбом сюда устремились испанские конквистадоры - завоеватели и колонизаторы. Началось беспощадное истребление коренного населения. Вскоре на Больших Антильских островах почти не осталось индейцев. На их место стали завозить негров - рабов из Африки. Только кое-где на Малых Антилах сохранялись общины индейцев-карибов, отважных воинов, ожесточенно отстаивавших свою
первобытную свободу. Их истреблением занялись французские и английские флибустьеры и колонизаторы, пришедшие на смену испанцам.
"Карибское море - закрытое море!" - объявили испанцы. Это означало, что ни одному кораблю какой-либо другой страны не будет дозволено заходить в его воды. Никому не дозволено ни селиться в Америке, ни торговать с ней. Испания хотела закрыть Америку на замок, чтобы ни с кем не делиться и самой малой долей колониальной добычи.
Однако Англия, Франция, Голландия не пожелали примириться с этим. Они так же рвались к богатствам Нового Света. Их разведчиками, авангардными бойцами стали пираты, которых англичане назвали буканьерами, а французы - флибустьерами (в русский язык вошло только французское слово).
Флибустьеров снаряжали власти держав. Им выдавали корабли и оружие. Они получали каперские свидетельства - официальные полномочия вести морскую войну. Державы грызлись из-за добычи, как пираты. Пираты выступали под флагами держав.
Религиозная рознь подогревала борьбу. Испанцы были католиками. Голландия и Англия отпали от католической церкви; среди французов было много протестантов-гугенотов. Соображения выгоды, интересы наживы облекались в "возвышенные" идеи служения богу. Война против англичан, голландцев, французов-гугенотов - но это святое дело, истребление еретиков! Война против испанцев, стремящихся никого не допустить в Америку, - но это борьба с лжеучением католической церкви, отклонившейся от заветов евангелия!
Кажется, еще при жизни Колумба у берегов Америки появились французские пираты, а в 1523 году француз Жан Анго захватил корабли испанца Кортеса, груженные золотом ацтеков. Французы первыми попытались утвердиться и на суше. В 1562 году гугеноты основали колонию Форт-Каролина во Флориде.
Король Испании Филипп II послал эскадру. Адмирал Педро Менендес разрушил французское поселение, на его месте построил форт, а оставшихся в живых колонистов перевешал на деревьях, прибив надпись: "Повешены не как французы, а как еретики". Испанцам отомстил дворянин - гугенот де Гурж из Гаскони. Снарядив корабли, он явился у берегов Флориды и сжег испанский форт. Захваченных в плен испанцев повесил и оставил надпись: "Повешены не как католики и испанцы, а как бандиты и убийцы".
С таким же ожесточением борьба продолжалась. В 60-е годы XVI века в нее вступает Англия. На море выходят корабли Фрэнсиса Дрейка. Четыре плавания к берегам Америки совершил прославленный английский флибустьер. Он прошел Магеллановым проливом и появился у западных берегов Южной Америки, где еще никто до него не тревожил испанских колонистов. Он грабил испанские города и захватывал корабли с сокровищами. Через Тихий океан, погрузив на островах Индонезии пряности, Дрейк вернулся на родину, первым из англичан совершив кругосветное плавание.
Позднее Дрейк захватил и разграбил богатые испанские города Картахену в Южной Америке и Санто-Доминго на острове Гаити. Он совершил нападение на испанский порт Кадис, где стояли десятки кораблей, снаряжаемых для похода против Англии, и посеял панику и опустошение.
"Мы выщипываем у испанца одно перо за другим", - весело говорил Дрейк. Сама королева Англии, Елизавета, явилась на палубу корабля Дрейка и посвятила его в рыцари. Она участвовала своими средствами в снаряжении его экспедиций, и ее сокровищница поглотила большую часть добычи. Никто, кроме королевы и Дрейка, не знал в точности, как она велика.
В 1588 году Филипп II послал против Англии "Великую Армаду". Сто тридцать кораблей и большое войско, собранные с предельным напряжением всех сил Испании, должны были покорить англичан и вернуть их в лоно католической церкви. Английский флот разбил "Армаду", а бури довершили ее гибель. До сих пор у берегов Англии находят затонувшие в те дни испанские галионы и достают с них золото и предметы быта.
После разгрома "Армады" Испания стала слабеть. В XVII век англичане, французы и голландцы переходят от нападений на корабли Испании к попыткам основать колонии в Америке - на материке и на островах Карибского моря. В 1635 году французские флибустьеры захватили Гваделупу и Мартинику (острова по сей день остаются колониями Франции), затем проникли в западную часть Эспаньолы (Гаити). В 1655 году эскадра, посланная диктатором Англии Кромвелем, овладела плохо укрепленной Ямайкой.
На Эспаньоле бродили бесчисленные стада одичавшего скота - потомки тех домашних животных, которых завез сюда Колумб. Французские поселенцы занимались охотой, выделкой кожи и копчением мяса. Коптильни устраивали по индейскому обычаю - над кострами и называли буканами.
Испанцам вскоре пришлось серьезно считаться с ними. Торгуя с пиратами Тортуги, поселенцы с Эспаньолы перемешались с ними и потянулись на корабли флибустьеров. С тех пор и родилось английское название антильских пиратов - буканьеры.
В 1654 году испанцы опустошили пиратское гнездо на Тортуге. "Береговые братья" создали новый центр пиратства - на английской Ямайке. В надежно защищенной бухте Порт-Ройяла стояли их корабли. Туда свозились сокровища, награбленные в колониях Испании.
Самым знаменитым из антильских пиратов был англичанин Генри Морган.
Столетия продолжалась борьба Англии и Испании и других держав за владычество на морях, за колонии. Было время, когда Филипп II и его "Великая Армада" угрожали самому существованию островного королевства. Английские пираты и мореплаватели, вроде Фрэнсиса Дрейка,- их прозвали "морскими собаками" (SEADOGS! - Lepus) - защищали тогда независимость своей страны. Испанцам немало
досталось от их острых зубов. В Англии на них cмотрели как на героев. В XVII веке положение изменилось. Феодальная Испания клонилась к упадку, капиталистическая Англия набирала силу. Английские флибустьеры набросились на испанские колонии. Испания упрямо отстаивала награбленное и завоеванное. Это была схватка колонизаторов, схватка хищников. Но традиция рассматривать флибустьеров в ореоле героизма сохранялась в Англии долго.
В конце XVII века изменилась расстановка сил в Европе, и эти перемены нанесли удар флибустьерам Антильских островов. В 1689 году произошел переворот, так называемая "Славная революция" в Англии. Яков II был свергнут, и английский престол занял король-протестант Вильгельм Оранский, до того правитель Голландии. Яков II нашел поддержку во Франции, у Людовика XIV. Началась новая война. Франция выступила против Англии и Голландии. Испания из-за враждебности к Франции оказалась на стороне протестантских держав. Война продолжалась с 1689 по 1697 год. Английский флот теперь защищал испанские суда и владения.
В 1697 году французская эскадра вместе с флибустьерами с Эспаньолы совершила нападение на Картахену. Это была последняя крупная операция, в которой участвовали флибустьеры. Командовал эскадрой барон де Пойнти. Он отказался отдать пиратам обещанную четвертую часть добычи, перевез все золото на свой корабль и незаметно, пользуясь густым мраком тропической ночи, покинул пиратов. В море он со своими девятью фрегатами нанес урон англо-голландской эскадре, направлявшейся к берегам Америки. Когда же пираты поспешили вдогонку за коварным французским адмиралом, то повстречали англо-голландскую эскадру и были разбиты.
После этих событий флибустьерство замирает. Правящие круги Англии приходят к мысли, что им выгоднее перекупать американские товары у ослабевшей Испании, чем разрушать испанскую торговлю. Они отказываются от помощи флибустьеров и начинают преследовать их.
Оставшиеся в Карибском море пираты выбрасывают черный флаг. Под черным флагом с изображением мертвой головы они воюют против всех, не разбирая ни наций, ни религии. Власти колоний топят их корабли, казнят их капитанов. Пиратов становится все меньше. В середине XVIII века, когда герои известной повести Р.Л. Стивенсона "Остров сокровищ" ищут золото пиратов, мы встречаемся с последними осколками некогда грозного "берегового братства".
__________________
Последний раз редактировалось Forgotten; 16.09.2011 в 04:57.
На Волге их звали разбойниками, ушкуйниками, ватажниками и, даже по-современному, братками. Мы назовем их пиратами. Ужас, который они наводили на реке, был сродни морскому, когда флибустьеры брали суда на абордаж. С речными пиратами боролись все цари, но даже усилия власти ни к чему не приводили. В народе о них слагали легенды и песни. Разбойники представали в них романтическими натурами, для которых воля — смысл жизни. Даже историки в своих трудах то относили их к злодеям, то к народным заступникам.
Но пираты есть пираты. Куда-то они свозили награбленное добро и где-то его прятали. Где были эти острова сокровищ? На Волге, правда, это были не острова, а горы. В них прятали речные пираты сокровища. Кладоискатели говорят, что богатства спрятаны в горах несметные, но вот не даются они, и все тут. Попыток отыскать их было множество, наша — очередная. В былые, то есть совсем старые времена, у каждой большой дороги водились людишки, чьи глаза застили чужие денежки. Баловали они на тех больших дорогах, спасу от них не было. Волга-река ведь тоже большая дороженька. И по ее берегам, как по обочинам, тоже немало разбойничков водилось. Многим из них за причиненное зло невольная честь выпала. То утес до сих пор кличут именем лихого ватажника, то гору, то лес. Изводили эти названия с волжских карт да из памяти, но въедливы они. Кто бывал под Хахалами на Керженце, поди удивлялся почему озера называются Ватагой, Ватажкой, а лесной кордон Братки. А это и есть следы волжских разбойников. Они в этих местах зиму коротали, уйдя с большой реки, где их могли по льду достать. Сколько веков речные пираты произвол творили, но вечно веревочке не виться. За наведение порядка на Волге взялся Петр I. Пытался он войска на разбойников бросить, да понял, что тут никакой армии не хватит. А потом любой разбойник, если он до того не мечен был, мирным рыбачком прикинется, и поди возьми его. Хорошо подумавши, Петр в указе от 18 июля 1722 года предписал бурлакам хранить хозяйское добро. Двух зайцев хотел подстрелить царь: и реку обезопасить, и войска на разбойников не посылать. Был и третий заяц: догадывался Петр Алексеевич, что бурлаки с разбойниками заодно бывают. Лихие люди зря головой рисковать не станут, они на верную добычу идут. А кто им о ней сообщает? Да бурлаки. Им ведь тоже от добычи перепадало. Прикинул Петр, что задумаются бурлаки о своей судьбе при найме на работу, кому захочется голову терять. Но сколь ни жестоки были расправы, а указа царского мало кто убоялся. “Шалить” ан Волге не перестали. Дочь Петра Елизавета подтвердила строгость отцовских слов своим указом. А от слов и к делу перешла — послала на шайки ушкуйников войска. Только ищи ветра в поле. Правда, и стычки бывали. Один из начальников войсковой команды докладывал царице, что выдержал со своими людьми бой, потеряв 27 человек убитыми и потопленными, а еще пятеро было ранено. У разбойников же был убит “эсаул и еще до пяти человек, живых получить не мог, ибо при них (разбойниках. — Ред.) находились пушки и они весьма вооружены”. Брался за речных пиратов и Павел I. Он повелел установить на Волге особые военные патрули на специально сделанных для них легких военных судах —гардкоутах. Таких судов было заказано девять. “Три из них будут занимать дистанцию от Царицына до Астрахани, три от Казани до Царицына и три от Казани вверх по Волге”. Но велика была река и стража не поспевала за пиратами. Да и какая это была стража. Гардкоутские роты комплектовались из людей негодных к строевой службе, зачастую опустившихся, от которых воинское начальство не знало как отделаться. Почувствовав свободу, речные стражники начинали пьянствовать и безобразничать, сами превращаясь в насильников и грабителей. Очередной царь, на этот раз Александр I, повелел снабдить суда оружием — “какое кто пожелает”. Кроме того, он приказал взять на учет все лодки прибрежного населения, выкрасить их в разные цвета по губерниям и отметить особыми знаками по уездам, волостям и селениям. Для гардкоутных рот он ввел денежную награду “за каждую пойманную разбойничью лодку”. Статистика тех лет говорит, что на берегах Волги скопилось более 200 000 бродяжьего люда, который мог заниматься разбоем. В конце XVIII века купцы, отправляясь на Нижегородскую ярмарку, вооружали свои суда пушками, но это не останавливало речных пиратов. “Если оплошают хозяева обороною, то взошедши разбойники на судно. Первое слово их всегда было: сарынь на кичку! И ни один из рабочих не смеет пошевелиться, ложись лицом в пол: а тут хозяина в пытку и жгут на венике приговаривая: “Давай деньги! Где спрятал?” И буде не отдаст все, что имеет, — убьют, и тем довольствуясь, уезжают, и суда на них нигде нет”. Образ волжского ушкуйника сохранили народные песни: “На них шапочки собольи, верхи бархатны На камке у них кафтаны однорядочны, Канаватные бешметы в одну нитку строчены, Галуном рубашки шелковые обложены, Сапоги на них, на молодцах, сафьяновы, На них штанишки суконны по старинному скроены… Не все понятно, но представление есть. Явно куражилась волжская братва, похваляясь своей удалью, ничего и никого не боясь. Согласитесь, чем-то все это напоминает и наши дни. Все, больше не будем докучать вам историей. Это не входит в нашу задачу. У нас цель другая. Мы спим и видим клады. Мы не теряем надежды отыскать несметные богатства. Сознаемся, они нам очень нужны, да и любопытство посылает нас в дорогу. И мы отправились на поиски разбойничьих кладов. А чтобы не пускаться в даль неизвестную, надо было разузнать о разбойниках местных. Хотите верьте, хотите нет, в рейтинге самых читаемых сегодня книг романы П. И. Мельникова-Печерского “В лесах” и “На горах” занимают место в двадцатке. Сказывается тяга к старине? Не только. Эти романы стали энциклопедией народной жизни. Пытливый читатель извлекает из них огромную пользу. Скажем, возьмет эти книги в руки кладоискатель и, пожалуйста, узнает о ветлужском золоте, кладах керженских и волжских. Мы с этих книг и начинаем свои путешествия. Золото Ветлуги искали — облом. За кладами на Керженце гонялись — пока облом, но есть надежда. Теперь вот, читаем: “…Человек десять молодых парней внимательно слушали… россказни пожилого бывалого человека. Одет он был в полушубок и рассказывал про волжские были и отжитые времена. — А вот на этой самой горе разбойник Галаня в старые годы живал. На своих косных (лодках. — Ред.) с молодцами удалыми разъезжал Галанюшка от Саратова до Нижнего и много на Волге бед натворил. Держался больше в Жигулях, а только что зачнется торг у Старого Макарья, переберется сюда. Тут у него в горе выходы вырыты были, и каких богатств тут не было схоронено. Окопов наделал Галаня, валы насыпал на случай обороны, — и теперь их знать. Пушки на окопах у него стояли. Сколько раз солдат на него высылали, — каждый раз либо отобьется, либо на низ, в Жигули уплывет. Обиды были у него великие, никому спуску не давал, одну только Хмелевку не трогал: там ему бабы хлебы пекли и всякий харч его артели доставляли. Оттого и не трогал, оттого и было хмелевцам житье повольное, хорошее, вдоволь нажились они тогда от Галани… Вот она, Хмелевка-то! — прибавил рассказчик, указывая на выглянувшую из-за нагорного мыса слободу, что раскинулась в полугоре вдоль по течению Волги”. Через Суру мы переправились на последнем пароме. Уже вечерело и надо было искать место ночевки. За Васильсурском гора пошла на убыль, и когда мы с нее съехали, то оказались в Хмелевке. Все дела решили отложить на завтра. А пока горит ночной костер и в котелке булькает походное варево, расскажем вам о Галане Григорьеве. Этот рассказ как раз к ночи придется. Галактион Григорьев лицо реальное. Он из коренных нижегородцев будет. Село, где он родился, зовется Саблуково — по имени разбойничьего атамана Саблука. Волость, куда входило село, именовалась Прудищенской. Но опять же село Прудицы все больше Зверевом кликали. Здесь живал разбойник по кличке Зверь. Так что детство Галани прошло в “дурных” местах, а паренек он оказался восприимчивый. Свою “вольную” жизнь начал он на берегах малельной речки Имзы, которая впадает в речку побольше — Пьяну. Сколотил он “устойчивую криминальную группу” и хаживал с нею “в помещичьи усадьбы псалмы петь”, да “на большой дороге с купцов подорожную пошлину собирать”. Другими словами, занялись молодцы разбоем и рекетом. Судя по легендам, отличался Галаня умом и смекалкой. Так, один из мужских монастырей взял он хитростью. Нарядил он своих подельников в женское платье, зная, что любят монахи богомолок, дающих изрядный доход обители, и беспрепятственно проник в монастырь. А дальше все было делом техники. Не обошлось и без поджаривания на вениках. Выдала братия тайну монастырской казны. Унес ее с собой Галаня, а монастырь подпалил. Когда царь Петр I войну с речными разбойниками начал, то она Галаню уже на берегах Волги коснулась. Об этом документальное свидетельство есть. Поручик Мавринский письменно рапортует царю: “…В одном из присурских лесов захватил шайку разбойников в то самое время, когда один из них рубил саблей связанного мещанина Арефьева, самого злодея поймал, а прочие разбежались… А в допросе тот злодей показал, что он разбойничий атаман, беглый каторжник крестьянин Галактион Григорьев, прозвищем Галанка”. Казалось бы, одним ватажником стало меньше. Но через год Галаня бежит с каторги. Теперь скрыться ему невозможно: у него вырваны ноздри и на теле метка — “вор”. Его снова ловят. И тут он пускает в ход очередную свою хитрость. Согласившись показать места обитания его братии, он заводит стражу в леса и, усыпив их бдительность, бежит. Произошло это зимой. Его даже не могли догнать по глубокому снегу. А летом он вновь творит свое черное дело. Причем дерзость его границ не знает. Думали, что он уйдет вниз по Волге, а он “расшалился” под Балахной и Городцом. Через некоторое время он вновь обосновался под Хмелевкой. Соседство Василя его не беспокоило. К тем временам крепость в городе сгорела, острог упразднили, а кучка стрельцов, жалуясь на плохое денежное содержание, перебралась в другой гарнизон. Так что противостоять Галане было некому. Памятуя о масштабных разбойниках Емельяне Пугачеве да Степане Разине, нашего Галаню тоже можно отнести к народным заступникам. Он ведь грабил только купцов-иродов, тех же, кто народ не притеснял, щадил. А определять кто есть кто ему помогал все тот же народ. Из Галани людской заступник не вышел, масштаб подкачал, остался он в памяти всего лишь разбойником с большой волжской дороги. Много он бед причинил, а жизнь закончил обычно — умер в своем разбойничьем гнезде. Слухи, правда, ходили, что от болезни какой-то умер или от простуды. Братки хоронили его знатно. Ладью, где лежало тело атамана, до верху засыпали золотом. Закопали, правда, тайно, чтобы глаз лишних избежать. Чувствуем, что у вас уже проснулся зуд кладоискателей. Ведь вы же подумали: вот бы эту ладью найти! Вы только подумали, а мы уже на месте. Дело за малым —найти ее.
__________________ Я дикая волчица,
Что смотрит на тебя.
Я словно вампирица,
Что прячется от дня.
Мои клыки опасны,
Но светлая душа,
Убью врагов опасных,
Свободою дыша...
На востоке Аравия заканчивается большим полуостровом Оман, который омывается с севера водами Персидского залива, соединенного с Аравийским морем узким Ормузским проливом. Если плыть сюда из Оманского залива, то по левому борту вы увидите низкое равнинное побережье,много столетий известное мореплавателям как страшный Пиратский Берег,который простирается километров на двести.
Свирепые жоасми
На Пиратском Берегу промышляло несколько морских банд, самыми могущественными и влиятельными из которых являлись свирепые жоасми. Впервые европейцы познакомились с ними в XVI столетии. Тогда португальские купеческие суда приплывали вПерсидский залив через Ормузский пролив.
Понятно, почему этот берег, изобилующий бухтами, лагунами, укрытиями и населенный людьми с ярко выраженными хищническими инстинктами, стал гнездом морских разбойников, едва здесь начали появляться заморские суда. Главным городом жоасми был Рас-эль-Хайм, который вплоть до XIX столетия оставался одним из последних центров работорговли.
Жоасми перестали ограничиваться местными разбоями в декабре 1778 года.Тогда они на шести доу (одномачтовое каботажное судно) напали в Персидском заливе на английский корабль с правительственными документами на борту. После яростной битвы, длившейся трое суток, пираты захватили корабль и привели его в Рас-эль-Хайм. Ободренные успехом, они повторили нападение в следующем году, на этот раз захватив уже два английских судна.
В октябре 1797 года их презрение к европейцам выразилось в дерзком нападении, теперь уже не на беззащитных купцов, а на английский крейсер «Гадюка», стоявший на якоре в заливе Бушир. Недалеко находились пиратские доу. Адмирал жоасми вызвал из города агента Ост-Индской компании.Многократно заверив его в своей дружбе, адмирал попросил пороха и ядер. Не блиставший умом агент компании приказал капитану «Гадюки» Карузерсу доставить все требуемое. Едва получив порох, пираты открыли пальбу по англичанам. Команда «Гадюки» завтракала в трюме, но матросы тотчас высыпали на палубу и перерубили якорный канат, получив, таким образом,свободу маневра. Завязалось отчаянное сражение, в котором в числе первых был ранен капитан Карузерс. Ядро угодило ему в поясницу, но «он повязал платок вокруг талии и остался на палубе, пока следующее ядро не свалило его, попав прямо в лоб». Командование кораблем принял гардемарин Солтер, который продолжал драться с пиратами и обратил их доу в бегство. Из шестидесяти пяти членов команды «Гадюки» в ожесточенной схватке было потеряно убитыми и ранеными тридцать два человека. Англичане едва избежали плена.
Спойлер:
Весьма примечательно, что власти не расследовали это вероломное нападение и не сделали ничего, чтобы покарать пиратов. Если бы они поддержали героическую команду «Гадюки», корсарам тут же пришел бы конец. Хотя бандиты и получили урок, который запомнили на много лет, равнодушие Ост-Индской компании и ее неспособность дать отпор привели к тому, что случайэтот был забыт, а в итоге пропало еще много кораблей с ценным грузом и погибло немало людей.
Король Омана являлся сильным правителем и ему удавалось удерживать местные племена от пиратства лучше, чем бомбейским властям.Но в сентябре 1804 года он отправился в морское путешествие. В Персидском заливе король пересел в небольшуюарабскуюлодку, для того чтобы высадиться на берег в Басидоре. Его же кораблям надлежало медленно двигаться дальше.Однако возле самого берега из залива вдруг вышли три доу и напали на лодку султана. Он сам и несколько его слуг были убиты, а пираты ускользнули, прежде чем маскатский флот успел развернуться и прийти на помощь своему правителю.
Доу против военно-моркого флота
После смерти султана в Персидском заливе наступили смутные времена. Никто больше не сдерживал жоасми, и они обнаглели до крайности.После целого ряда преступлений, в том числе захвата и потопления множества английских кораблей и истребления их команд, капитан Дэвид Сеттон, дипломатический представитель вМаскате, заставил местное правительство выслать вооруженные соединения для подавления жоасми. Капитан Сеттон сам возглавил арабский флот, который блокировал пиратов на острове Кишм, вынудив их сдаться. После длительных переговоров в 1806 году между властями
Бомбея и жоасми был заключен договор, по которому пираты обязались не нападать на британские корабли в обмен на разрешение торговать в английских портах от Сурата до Бенгалии.
Но скоро стало ясно, что договору грош цена. Четыре пиратских доу напали на судно компании. Три из них были арестованы в Сурате, их команды отправили в Бомбей и признали виновными, но тем не менее освободили.
Воспользовавшись нерешительностью бомбейских властей, жоасми захватили сразу двадцать местных судов, отогнали их в Персидский залив и присоединили к пиратскому флоту. Теперь он состоял из пятидесяти кораблей и был готов совершать новые бесчинства в Индийском океане.
Пираты уже совсем не боялись военных кораблей Ост-Индской компании и без колебаний нападали на них. Но иногда получали достойный отпор.
В апреле 1808 года корсары попытались взять на абордажшестипушечный корабль «Ярость» под командованием лейтенанта Гауэна. Им показалось, что тот станет легкой добычей, поскольку не отличался большими размерами.Но корабль вполне оправдал свое название, отбив нападение пиратов, многократно превосходивших его мощностью. Вы думаете, что храбрый лейтенант и его команда получили какую-то награду от властей? Ошибаетесь. Гауэну по возвращении в Бомбей, напротив, устроили головомойку.
Результаты такой политики очевидны. В том же году 78-тонный корабль «Сильф» плыл в Буширу в сопровождении двух крейсеров, везя в Персию нового посла. «Сильф» отстал от крейсеров, и тут его настигли несколько
доу. Однако командир, лейтенант Грэм, следуя строгому приказу бомбейских властей, не стал открывать огонь, пока арабские корабли не подошли совсем близко. А потом было уже поздно: с доу грянули пушечные залпы,и «Сильф», попав под град ядер, не смог сделать ни единого выстрела.Жоасми, как обычно, перебили всю команду: двадцати двум морякам перерезали горло и бросили их за борт во имя Аллаха. Лейтенант Грэм был тяжело ранен в рукопашной схватке, но сумел скользнуть в носовой люк, а потом спрятаться в кладовой. Ликующие пираты направились в Рас-эль-Хайм,но по пути их атаковал фрегат «Нереида», который и освободил корабль Грэма.
В том же 1808 году произошло одно из самых необычных и невероятных событий. Принадлежавший Ост-Индской компании четырнадцатипушечный бриг «Муха», под командованием лейтенанта Мэйнуоринга, был захвачен неподалеку от Каиса знаменитым французским капером Лемемом, капитаном «Фортуны». Прежде чем неприятель пошел на абордаж, английский офицер выбросил за борт в непромокаемой упаковке документы и казну, отметив на карте место, если вдруг представится возможность вернуться за ними. Мэйнуоринга с двумя офицерами отвезли на остров Маврикий, а команду и остальных офицеров — в Бушир, где и отпустили на свободу. Зная, что бумаги, которые они везли, были очень важными, офицеры в складчину купили в Бушире доу, снарядили ее и отправились к обозначенному месту. Сделав остановку возле Каиса и с большим трудом выловив со дна бумаги, они двинулись дальше, но в устье залива на них напали доу жоасми и после ожесточенного боя, в котором было ранено несколько англичан, захватили их.
Пираты доставили пленных в Рас-эль-Хайм. Здесь их держали в ожидании выкупа и показывали горожанам как диковинку, потому что подобных существ память местных жителей припомнить не могла. Женщины оказались столь любопытны, что не успокоились, пока не увидели воочию различия между необрезанными неверными и истинно правоверными.Когда несчастные англичане пробыли в плену у арабов несколько месяцев, а никаких надежд на выкуп не появлялось, жоасми решили избавиться от врагов, не приносящих никакого дохода, самым простым способом — убить их. Однако англичане, движимые стремлением сохранить свои жизни, выдвинули предложение, которое, по крайней мере, давало им отсрочку смерти. Они связались с главарем пиратов и сообщили ему об утопленных возле острова Каис сокровищах. Найти нужное место можно было по весьма точным ориентирам на берегу, о которых знали только они. Также англичане сообщили, что для поднятия со дна сокровищ необходимы хорошие ныряльщики. В качестве собственного выкупа англичане предложили те деньги, которые удастся достать, и их заверили, что они будут освобождены, если дело выгорит.
Вскоре пираты снарядили корабль и вместе с англичанами отправились на поиски. На борту также находились опытные ныряльщики, которые долгое время работали на жемчужных отмелях Бахрейна. Англичане указали место, и корабль встал на якорь. Первое погружение оказалось настолько удачным, что в воду попрыгала вся команда, и судно осталось без присмотра. У англичан появилась возможность бежать. Они уже собирались вывести из строя нескольких оставшихся на борту пиратов, обрубить якорь и уплыть, но тут ныряльщики что-то заподозрили и поспешно вернулись на корабль. Надежды на спасение рухнули.
Но, несмотря на попытку к бегству, жоасми сдержали слово и освободили англичан, которые отправились пешком вдоль побережья в Бушир.Они испытывали невыразимые страдания: никто из них не знал ни одного арабского слова; деньги и одежду у них отобрали, и вскоре холод и голод сделали свое дело. Первыми умерли индийские солдаты и туземные слуги.Потом один за другим начали падать европейцы, и тем, кто еще оставался жив, пришлось сдаться на милость местного населения. Несмотря на все тяготы, этим отважным людям удалось сохранить документы, но до Бушира добрались лишь двое—купец Джоул и английский моряк по имени Пеннел.
Наконец они прибыли в Бомбей, принеся с собой драгоценные бумаги, но тамошний губернатор Дункан, вместо того чтобы наградить и отблагодарить их, «выказал великую неблагодарность и холодность».
Эти неистребимые жоасми
В конце концов кровожадные вылазки жоасми вызвали такие протесты и скандалы, что верховное правительство в Калькутте было вынуждено взять дело в свои руки. Генерал-губернатором в то время являлся лорд Минто. Он приказал бомбейским властям снарядить экспедицию для наведения порядка в Персидском заливе. В сентябре 1809 года собрали мощную эскадру под командованием полковника Лайонела Смита, включавшую два фрегата, девять крейсеров и полк, состоящий из солдат регулярной армии и тысячи туземцев. Сначала флот направился в Маскат, где полковник Смит получил помощь от двух правителей Омана, и только после этого двинулся на пиратскую столицу Рас-эль-Хайм, куда прибыл 11 ноября. Войска высадились на сушу и обратили пиратов в бегство. Овладев городом, они его разграбили, а потом сожгли дотла. В заливе было уничтожено около шестидесяти пиратских судов, а один освобожденный корабль возвратили законным владельцам. Затем флот отправился к другому пиратскому логову,Шинасу, с которым поступили аналогичным образом. Успехи экспедиции были ошеломляющими, но кораблям пришлось возвратиться домой. Причиной тому — политика бомбейских властей, нерешительных и слепо бросавшихся из крайности в крайность. Они норовили стеснить свободу действий своих морских офицеров, а на пиратов смотрели, выражаясь словами самого губернатора, как на «невинных и безобидных арабов». Поэтому жоасми менее чем через год восстановили свой флот и опять принялись хозяйничать в Персидском заливе.
Но теперь пиратам этого показалось мало. Они стали проявлять повышенный интерес к Красному морю, нанося урон торговле между Индостаном и Аравийским полуостровом.Жоасми захватили четыре корабля,шедших из Сурата с грузом на один миллион двести тысяч рупий, и вырезали всю туземную команду. Из Бомбея была послана экспедиция с требованием возместить потерю суратских кораблей. Но Хасан, шейх Рас-эль-Хайма, после долгих переговоров не только отказался сделать это, но и потребовал право грабить индийские суда на законном основании, выдвигая весьма странные доводы:если англичане будут защищать свои корабли, то арабам, видите ли, не достанется никаких трофеев.
Уже через год жоасми регулярно совершали опустошительные набеги на индийское побережье и нападали на торговые суда, подходя к Бомбеюна семьдесят миль. Они объединились с силами пирата Ангриа и начали захватывать такие трофеи, каких не знали прежде.Флот пиратов был просто колоссален—шестьдесят четыре боевых доу и множество мелких судов. Общая численность команд превышала семь тысяч человек. Самые крупные доу великолепно подходили для морских сражений. Их корма находилась выше, чем борта фрегатов, что позволяло пиратам захватывать большие суда своим излюбленным способом, беря их на абордаж. Многие доу имели на вооружении пушки, из которых обстреливали неприятеля.
Разгромить жоасми удалось только в 1819 году, когда во главе флота компании поставили сэра Гранта Кейра. Его эскадра состояла из полудюжины крейсеров, также в нее входили пятидесятипушечный «Ливерпуль» и двадцатишестипушечный «Иден». Сухопутные силы насчитывали 1600 европейцев и 1400 местных солдат. К этому флоту присоединился король Омана Сейид Саед с тремя кораблями из Маската и 4000 арабов.
Экспедиция оказалась скоротечной и успешной. Кейр разрушил до основания все крепости на Пиратском Берегу и уничтожил корабли. Этим он положил конец пиратским бесчинствам и преступной халатности бомбейских властей. Случаи нападения пиратов бывали и потом, однако теперь они связывались исключительно с незаконной перевозкой невольников из Африки в Азию. За каждым нападением неизбежно следовали суровые карательные меры индийских властей, правивших теперь твердой рукой.
Николя Перье: Пираты. Всемирная энциклопедия
__________________
Я-пират,но у меня есть свое понятие о чести и своя честь...или,допустим,остатки от прежней чести.
В продолжение сообщения Forgotten [Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться]
Главы из книги Бокщанина А.А. и Непомнина О.Е. «Лики Срединного царства : Занимательные и познавательные сюжеты средневековой истории Китая» (Институт востоковедения. — Москва: Восточная лит., 2002 год):
«Пираты против Поднебесной. Политика «морского запрета»
После изгнания из Китая монгольских властителей и провозглашения империи Мин (1368 г.) основным противником нового правительства оставались монгольские ханы. Отброшенные за Великую китайскую стену, они не оставляли надежду вернуться на имперский престол. Однако и в глубоком тылу, на морских рубежах страны существовала другая опасность, угрожавшая спокойствию новой империи. Побережье от Желтого до Южно-Китайского моря все чаще стало подвергаться налетам пиратов. В официальных китайских источниках их называют «японскими». Действительно, определенную часть их, особенно в начальный период их активности, составляли выходцы из Японии. Но к моменту наибольшего обострения этой проблемы — в середине XVI в. — упомянутые «японские» пираты были преимущественно китайского происхождения. Как это могло случиться? Чтобы ответить на данный вопрос, нужно вернуться к истокам этого явления.
Спойлер:
Впервые термин «японские пираты» появляется не в китайских, а в корейских хрониках в 1223 г., когда был совершен налет на берега Кореи. Затем подобным налетам стало подвергаться и китайское побережье. Пиратские нападения были связаны не только со стремлением поживиться имуществом жителей прибрежных китайских районов, хотя это, несомненно, имело место, но в значительной степени с политикой китайского центрального правительства. Дело в том, что традиционно негативное отношение китайской политэкономической мысли к торговле и торговой прибыли дополнялось опасением властей утратить контроль над теми, кто уходил за море, а также боязнью сосредоточения в заморских краях оппозиционных режиму сил. С конца XIII в. жителям юго-восточных приморских провинций Китая стали запрещать выходить в море частным образом (т.е. без цели, одобряемой властями, и специального разрешения). Тогда же начали жестче, чем прежде, ограничивать и торговлю иноземцев, прибывавших из заморских краев. Правда, после 1314 г. действие запретов и ограничений было несколько ослаблено, но попытки заставить строго соблюдать их время от времени повторялись и позже.
Что же касается китайской морской торговли не только с Японией, но и с многочисленными островами вдоль китайского побережья, странами Южных морей и Индийского океана, то она издавна существовала и достигла особого развития в XI-XIII вв., принося немалую выгоду как заморским гостям, так и властям и населению приморских районов Китая. Ограничительные же меры со стороны китайского правительства, поддерживавшего казенную, через дипломатические миссии, торговлю, ставили частную фактически в нелегальное положение. Остановить же ее не могли никакие запреты, и она поневоле принимала контрабандистский характер. Отсюда — меры самозащиты со стороны торговцев, стычки с прибрежной охраной, подталкивавшие к сочетанию пиратства и торговли.
Политика «морского запрета» была воспринята и правителями империи Мин, преследовавшими определенные политические цели. Как известно, основатель новой династии Чжу Юаньчжан в своей борьбе за престол столкнулся не только с прежними монгольскими властями, но и рядом местных китайских повстанческих лидеров. Часть разгромленных им соперников ушла на кораблях в море, закрепилась на прибрежных островах и, как сообщают китайские летописи, стала искать поддержку у японских пиратов. Поэтому в 1371 г. был издан указ, запрещавший частным торговцам и прочему люду выходить в море. Еще более строгие запретительные меры, которые существенно ограничивали не только частную, но и казенную заморскую торговлю, были предприняты в 1374-1375 гг. В 1381 г. вновь встал вопрос об усилении запрета в связи с раскрытием в Китае заговора против императора и опасением создания заморской оппозиции.
После некоторого ослабления строгости «морского запрета» в середине 80-х годов XIV в. он снова усиливается в 1390 г.: «Ведомству налогов следует строго запретить населению сноситься с заморскими странами. Вывоз золота, серебра, медной монеты, тканей и оружия был запрещен еще со времен правления предшествующей династии. Ныне же простолюдины из Гуандуна, Гуанси, Чжэцзяна и фуцзяни (южные и юго-восточные провинции Китая. — Авт.}, не соблюдая законов, часто вступают в связь с врагами и ведут с ними торговлю. Этим и обусловлен данный запрет. Военные, простолюдины и чиновники — все без исключения будут наказываться за торговлю, ведомую частным образом».
Статья «Об уходе за границу частным образом и запрете выходить в море» появилась и в заново отредактированном в 90-х годах XIV в. общеимперском своде законов. Она гласила: «Всякий, кто, взяв лошадей, волов, изделия из железа, пригодные для военных целей, медные деньги, отрезы атласа, шелка, тонкого шелка, шелковую нить и хлопок, частным образом вывезет эти товары за границу для продажи или же выйдет с ними в море, получит сто ударов палками, а те, кто станет переносить эти товары с собой или грузить их на своих лошадей, будут понижены в должности на один ранг. Товары эти вместе с кораблями и повозками подлежат конфискации в казну, три десятых от общего количества конфискованного будет выплачиваться в качестве награды тому, кто донесет об этом». Эта статья, помимо прочего, интересна тем, что дает представление о товарах, которыми торговали частные китайские купцы.
Впоследствии запретительные меры разного — более строгого или мягкого характера подтверждались указами 1394, 1397, 1401, 1404, 1407, 1409, 1430, 1433, 1449 и 1452 гг. Сам факт периодического повторения подобных указов говорит о том, что они по-прежнему не срабатывали. Однако они оставались сильной помехой для нормального развития морской китайской торговли и способствовали процветанию пиратства.
Среди пиратов, как отмечают японские исторические сочинения, действительно были японцы. Например, есть свидетельства начала XVI в., что «некоторые воины с островов и побережья префектуры Ийо собираются в банды, пересекают океан, достигая иноземных берегов, и пиратствуют там, становясь богатыми. Их предводителем был избран Мураками Дзусо — господин [усадьбы] Носима... Пираты действуют вдоль берегов Китая, на юго-восточных островах, а также на Филиппинах, Борнео и Бали. Они продолжают свои набеги несколько лет... Иногда ронины (независимые от господ самураи. — Авт.), рыбаки, негодяи и прочие с островов Кюсю и Сикоку собирались в пиратские банды, и постепенно их численность вырастала до 800-900 и иногда более чем тысячи человек. Вследствие этого все острова в юго-восточных морях тревожились пиратами».
Но еще больше сведений (уже в китайских исторических источниках) о том, что местные власти и население прибрежных районов Китая сами «привлекают» пиратов и, более того, под руководством местных богатых и знатных домов китайцы сами действуют как «японские» пираты, а некоторые становятся главарями японских пиратских группировок. В официальной истории династии Мин по этому поводу записано: «Известные предатели, такие, как Ван Чжи, Сюй Хай, Чэнь Дун и Ма Е, подолгу живут среди них (пиратов. — Авт.). Поскольку они оказались неспособны удовлетворить свои амбиции у себя на родине, они бежали на острова и стали предводителями общин японских пиратов. Последние подчиняются их руководству, а те направляют их в рейды. С этих пор известные пираты в открытом море перенимают снаряжение и знак отличия японских пиратов и разрозненными группами совершают свои налеты на материк. Нет ни одного из них, кто бы не срывал огромную прибыль, и поэтому беды от японских пиратов усугубляются день ото дня».
Участие китайцев в пиратстве у собственных берегов подтверждается и законодательными актами. Например, одно из дополнений к цитированной выше статье из общеимперского свода законов, относящееся к концу XV в., гласит: «Каждый, кто покинет прибрежные места и выйдет на кораблях в море, не имея пронумерованного талона или приказания свыше, разрешающего выходить в море, и если он сделает это по уговору с влиятельными и сильными лукавцами, а также... тайно войдет в связь с пиратами и заодно с ними задумает набрать шайку, станет их пособником и будет грабить мирный люд, считается изменником и будет приговорен к обезглавливанию».
В середине XVI в. у морского побережья Китая действовали 14 крупных пиратских формирований, возглавляемых китайцами. Центральное правительство в меру своих возможностей и необходимости боролось с пиратством, а заодно и с контрабандной, с его точки зрения, частной морской торговлей. Именно это затрудняло борьбу, делало ее непопулярной среди связанной с торговлей местной элиты и, в конце концов, определяло ее бесперспективность. Однако правительству удавалось добиться временных успехов. Вдоль берегов ставились гарнизоны, совершались патрульные морские рейды, а в случае надобности вводились в бой целые флоты. В частности, одно из значительных столкновений правительственных войск и пиратов произошло в 1419 г. Последние понесли поражение у берегов Ляодунского полуострова, потеряв 742 человека убитыми и 857 захваченными в плен.
Однако снижение накала противостояния у морских берегов достигалось скорее не оружием, а ослаблением политики «морского запрета». Так было в начале XVI в., когда китайское правительство смотрело сквозь пальцы на ее нарушение, передав контроль над заморской торговлей провинциальным властям, которые, как отмечалось, были весьма заинтересованы в ее развитии. Но терпимости центральной власти хватило не надолго. Этому способствовали следующие обстоятельства.
Во-первых, к началу 20-х годов XVI в. у берегов Китая появились первые португальские купцы и конкистадоры, пытавшиеся установить здесь свои правила игры. Во-вторых, произошел скандальный инцидент с японскими послами. В 1523 г. в китайский порт Нинбо, куда обычно прибывали посольские миссии из Японии, приплыли сразу два представителя от двух различных японских магнатов — домов Хосокава и Оути. Каждый претендовал на собственное право представлять Японию. Посланник Оути — Судзэцу Гендо появился в Нинбо раньше. Но пришедший позже представитель Хосокавы Со Сокио, подкупив евнуха, занимавшего руководящий пост в Управлении торговых кораблей в Нинбо, получил дипломатическое признание и связанные с этим торговые преимущества. Тогда разгневанный Судзэцу со своими людьми напал на корабли соперника, сжег их и перебил команду и сопровождающих. Со бежал в город Шао-син. Преследовавший его отряд Судзэцу, будучи не в состоянии штурмовать стены Шаосина, отошел обратно в Нинбо, где стал жечь дома и грабить население. Японцы пленили одного из местных китайских военных чинов и ушли в море на захваченных китайских кораблях.
Произошедший инцидент вызвал возмущение в Китае. На имя императора посыпались доклады с предложениями вновь вернуться к политике «морского запрета», что и было сделано. Это вызвало новую активизацию пиратов у китайских берегов. Правительство отвечало контрмерами. Но, как отмечали современники тех событий, «частный выход в море и частноторговые связи невозможно прекратить, ибо там, где дело касается крупных прибылей, людей не остановить даже угрозой смерти».
В 40-х годах XVI в. борьба с пиратами перерастает в своего рода необъявленную войну. Пираты объединяются в группировки, сильнейшими из которых были хуэйчжоуская во главе с Сюй Дуном и фуцзяньская во главе с Чэнь Сыпанем. Их соперничество приводит к выдвижению на первый план Ван Чжи. Он имел свой флаг и контролировал действия всех более мелких группировок. Пираты создавали свои базы на китайском берегу и близлежащих островах, совершали далекие походы в глубь прибрежных провинций, осаждали и брали многие города. Их флотилия однажды появилась даже у Южной столицы империи — Нанкина, куда они подошли по широкой и судоходной реке Янцзы. В трех провинциях — Цзянсу, Чжэцзяне и Фуцзяни, где особенно активизировались пираты в середине XVI в., ими было создано восемь постоянных баз, взято и разграблено 26 городов и 29 подвергнуто осаде.
Апогей противостояния пиратам приходится на конец 40-х годов XVI в. и связан с деятельностью чиновника Чжу Ваня. В 1547 г. он был назначен военным губернатором Чжэцзяна, а также начальником морской обороны Чжэцзяна и Фуцзяни с самыми широкими полномочиями в действиях против пиратов и португальцев, которые порой были тесно связаны между собою. Например, католический монах Жуан де ла Консепсион, известный под именем Чжан Лянь, был отнюдь не последним среди пиратских лидеров. Чжу Вань стал строжайшими мерами проводить в жизнь «морской запрет». По его приказанию китайский флот многократно вступал в сражения с пиратами и португальцами. К 1549 г. побережье Китая оказалось наглухо блокированным от атак с моря.
Но борьба шла не только в открытую. И в прибрежных провинциях Китая, и непосредственно при императорском дворе по-прежнему было немало противников политики «морского запрета». Как отмечено в источниках, «все фуцзяньцы и чжэцзянцы ненавидели Чжу Ваня». Это, конечно, некоторая гипербола, но недовольных действительно было много. В столицу шли постоянные жалобы с обвинениями его в превышении власти и казнях невинных людей. К тому же в 1547 г. произошли перемены в раскладе сил в китайской столице. Всесильного временщика Ся Яня, сторонника жесткой линии, выдвинувшего и поддерживавшего Чжу Ваня, сменил другой временщик — Янь Сун, который не стоял за чрезмерную строгость в данном вопросе. В результате из столицы был прислан цензор, чтобы разобраться с делами Чжу Ваня на месте. Цензор признал виновность последнего, и Чжу Ваню было предписано покончить с собой (чтобы избежать позора публичной казни). Многие его сподвижники были брошены в тюрьмы.
Однако смещение Чжу Ваня и его сторонников не привело сразу же к «открытию» страны и снятию преград для морской торговли, а равно и к сворачиванию разбойных нападений пиратов, ставших для них привычными и выгодными. Их налеты продолжались в 50-х и начале 60-х годов XVI в. Лишь в 1557 г. правительственному флоту и войскам удалось захватить Ван Чжи, но остальные продолжали действовать. Острота пиратской проблемы постепенно спадает лишь к середине 60-х годов, что было связано опять-таки со смягчением правил заморской торговли. По настоянию одного из военных губернаторов прибрежных провинций в 1560 г. были восстановлены Управления торговых кораблей в крупных портах. Это давало возможность, хоть и под контролем властей, легализовать заморскую торговлю. А в 1567 г. по предложению цензора Ду Цзэминя новый, только что взошедший на престол император согласился вообще отказаться от политики «морского запрета» в отношении всех стран, кроме Японии. Все иноземные корабли были разделены на два разряда — из Западного и Восточного океанов, и их стали допускать в Китай при условии уплаты соответствующей пошлины.
Нельзя, конечно, думать, что после этого у китайских берегов ни разу не случалось пиратских нападений. Но это были отдельные случаи, не выходившие за рамки того, что творилось тогда на морях и океанах всего земного шара. Острота же проблемы пиратства исчезла, поскольку исчезла почва, ее порождавшая.
«Корсары атакуют с моря. Нашествие «кораблей Хатимана»
Они города осаждали,
Они выжигали селенья,
И пленных они угоняли,
Народу неся разоренье.
Цай Янь (172-220)
Они вселяли ужас в открытом море и у чужих берегов. Их смертельно боялись в Китае и в Корее. Страшились одного вида их летучих кораблей. Судов с острыми носами, двумя или тремя мачтами, с прямыми парусами и высокой кормой. Приводили в трепет их знамена, реявшие на мачтах. На стягах было начертано: «Корабль Хатимана». Так звали японского бога войны. Именно ему они рьяно служили. Именно Хатиман вел их по морям и побережьям соседних стран. Над палубами торчали пики, алебарды, протазаны и длинные луки. С бортов грозно глядели ряды заряженных аркебуз... Эти люди не знали преград. Не боялись ни штормов, ни вражеских военных эскадр. Они сами выходили в море целыми флотилиями. И горе тем, кто попадался им на пути! Вызывали ужас их двуручные самурайские мечи — длинные и изогнутые с круглой гардой. Их доспехи и шлемы. Их боевой клич. Их умение сражаться. Их меткость — а стреляли они без промаха. Каждый в бою стоил нескольких солдат. Неумех, слабаков и трусов среди них не встречалось. Сходиться в рукопашной с ними рисковали немногие. Эти люди не ведали страха и жалости, зато кипели яростью и жестокостью. Даже после сражения, когда они грабили, жгли, насиловали и убивали. Люди моря и войны — их капитаны и лоцманы знали каждый берег как свой карман. Битвы, абордажные стычки и захват городов стали для них обыденным делом, а разбой на море и на суше — любимым занятием.
Спойлер:
Эту грозную силу именовали «японскими пиратами», хотя были среди них и китайцы, и корейцы. В Японии этих морских разбойников звали «вако», в Китае — «вокоу», а в Корее — «вэку». Со своих стоянок и баз в Стране восходящего солнца их корабли выходили в море и, как волки в стаю, сбивались в эскадры. Одни флотилии пересекали Корейский пролив и шли к берегам Страны утренней свежести. Другие направлялись к Срединному государству, где их манили богатые китайские города. Участие в набегах китайцев и корейцев, хорошо знавших местные условия, во многом обеспечивало успех нападений. Именно они подсказывали наилучшие время, объект и способ атаки, наиболее удачный маршрут.
Эта вольница формировалась в основном из социальных отбросов: пиратов, беглых матросов с казенных, в том числе военных, кораблей, солдат-дезертиров, разоренных рыбаков и ловцов жемчуга. Были среди них и контрабандисты, преступники, бродяги, авантюристы, молодежь из обедневших семей крестьян и мелких торговцев. Те, кто бежали от справедливой или незаслуженной кары. Те, кому ничего другого не оставалось. Много было среди них ронинов — самураев, потерявших господина, а потому лишившихся своих земельных владений или жалованья (рисового пайка). Богатый военный опыт, личные качества и авторитет делали их вожаками лихих дружин и «адмиралами» пиратских эскадр. Выбирали в главари и японских крестьян. В годы феодальных распрей князья (даймё) привлекали их к военной службе, и многие становились профессиональными солдатами. Можно сказать, что именно междоусобицы питали «японское пиратство» первоклассными командирами и воинами.
На «кораблях Хатимана» находились не только боевые дружины и моряки, но и торговцы. И те и другие состояли на службе у даймё Юго-Западной Японии. Пираты Страны восходящего солнца промышляли коммерцией, в частности контрабандой, и грабежом по всему восточному побережью Китая и берегам Кореи отнюдь не самостоятельно. У них были хозяева — неофициальные, но могущественные, прежде всего князья и крупные купеческие дома. К примеру, до середины XVI в. легальную торговлю с империей Мин контролировали князья Оути, а с Кореей — князья Со, владельцы островов Цусима.
Князья и купечество Юго-Западной Японии снабжали пиратов быстроходными судами и оружием, до середины XV столетия исключительно холодным, в основном мечами. Их малые суда брали на борт 30-40, а большие — 80-90 человек. С последней трети века корсары активно применяли и огнестрельное оружие — аркебузы, фитильные, заряжающиеся с дула ружья. А на их судах размещалось теперь бойцов вдвое больше. Имелся даже корабль, команда которого и десант могли составить до двух тысяч человек.
Летучие эскадры бороздили Желтое и Восточно-Китайское моря. Их часто видели в Бохайском заливе и Тайваньском проливе, в Японском море, у берегов Вьетнама и Филиппин. Выходили они на добычу и в Южно-Китайское море. Но главным объектом их «внимания» был Китай. Опустошительные набеги становились настоящим бедствием для прибрежного населения юго-восточных провинций Срединного государства.
Как писал в свое время поэт Цай Янь:
И там, где они проходили,
Поля превращались в пустыню.
И там, где они воевали,
Стонала земля от невзгод.
(Перевод В.Журавлева)
В первые полтора столетия правления династии Мин (1368-1644) морские разбойники еще не представляли большой опасности для китайской империи. Однако в XVI в. положение резко изменилось: начавшаяся с 1507 г. более чем полувековая война между японскими княжествами позволила корсарам в очередной раз пополнить свои ряды. На палубы «кораблей Хатимана» поднимались все новые и новые тысячи оставшихся без рисовых пайков самураев, потерявших жалованье солдат, разоренных крестьян... Наступает апогей «японского пиратства».
Между тем военный флот империи Мин прекратил всякие действия за пределами береговой полосы. Этим сразу же воспользовались князья Юго-Западной Японии. Пираты Страны восходящего солнца возобновили свои нападения на китайские города и селения. В 1523 г. их корабли высадили в порту Нинбо крупный десант, во главе которого стоял один из прибывших в страну японских послов. Когда минская сторона не признала его полномочия, он счел себя оскорбленным и «покарал» китайцев обычным пиратским способом. Под ударами его дружины и морских разбойников Нинбо пал — богатый многолюдный торгово-ремесленный город был разграблен и сожжен. Японцы захватили множество кораблей и ушли в море. В результате этих событий император Хоуцун (1521-1566) «закрыл ворота» морской торговли. Начался разгул контрабанды, которую взяли под свою опеку те, кто был заинтересован в доходах от подпольного бизнеса: «сильные дома», знатные сановники и «уважаемые фамилии» юго-восточных провинций Китая. Один из сторонников «морского запрета» на связи с другими странами писал: «Пресечь разбой иностранцев (т.е. японцев. — Авт.) легко. Пресечь разбой китайцев трудно. Пресечь разбой на китайском побережье легко, но пресечь разбой китайской местной знати очень трудно».
Крупные купцы и феодалы Юго-Западной Японии, которых давно не удовлетворяла официальная торговля в узких рамках «даннической системы», теперь окончательно решили ее сломать. «Тараном» послужили корсары. Целые эскадры вооруженных кораблей отплывали к берегам империи Мин, где пираты занимались контрабандой и грабежом. При этом «японские бандиты» действовали в союзе с китайскими. К середине XVI в. разбой у берегов Китая достиг апогея. Вот что сообщает «История династии Мин»: «В двадцать шестом году (1547) сто кораблей японских пиратов долго стояли в Нинбо и Тайчжоу. Несколько тысяч человек высадились на берег, жгли и грабили». Многие жители этих городов были убиты корсарами. Между тем «сильные дома» и купечество Китая, гревшие руки на нелегальном промысле, добились смещения и довели до смерти сановника Чжу Ваня, пытавшегося бороться если не с самими пиратами, то хотя бы с их китайскими пособниками.
После самоубийства Чжу Ваня в 1549 г. «никто и заикаться не смел о запрещении морской торговли». Береговую охрану сняли, и «японские пираты» получили возможность хозяйничать всюду, нигде не встречая сопротивления. Их набеги становились все более частыми и разрушительными. В том же, 1549 г. флотилии «кораблей Хатимана» обрушились на приморские области Чжэцзяна и Фуцзяни. В «Истории династии Мин» говорится: «Услышав о нашествии японцев, все разбежались, и приморье опустело. С тех пор до конца эры правления Цзяцзин (т.е. до 1566 г. —Авт.) не было спокойных дней». Все это привело к разрыву официальных отношений между Китаем и Японией.
В свое время поэт Най Сянь (около 1350 г.) писал:
Как бурю жестокую вскоре,
Враги развязали на море
В сраженьях бессчетных войну, —
И шли корабли чередою ко дну.
(Перевод В.Кошелевского)
Так в 1547-1549 гг. началась «пиратская война», бушевавшая на побережье Минской империи вплоть до конца 60-х годов XVI в. Война с битвами, походами и штурмами городов. Уже в 1550 г. «корабли Хатимана» вошли в реку Янцзы. Пираты разорили богатые города в ее низовьях, а затем блокировали Нанкин — Южную столицу Минской империи.
Местные правительственные войска, как огня боявшиеся корсаров, бежали с поля боя. Тогда военачальник Чжан Цзин перебросил из Гуанси и Гуандуна отряды «храбрецов» и одержал над «японскими бандитами» крупную победу в сражении у Ванцзянцзина в провинции Чжэцзян. Другой военачальник, Цао Банфу, нанес им поражение в Хушучжа (провинция Цзянсу). На помощь этим полководцам были направлены ударные части из Сычуани и Шаньдуна. Бои шли с переменным успехом.
Действиям японцев способствовал разгул китайских пиратов — местных шаек под командой прославленных атаманов Ван Чжи, Чэнь Сыпаня, Сюй Дуна и Ли Гуантоу. Свои флотилии имели У Пин, Цзин Ибэнь, Линь Даоцзянь и Линь Фэн. Самыми сильными вожаками считались Ван Чжи и Чэнь Сыпань. Вокруг них к середине XVI в. сплотились все морские разбойники Китая. В итоге возникли две группировки, которые после долгого соперничества объединились под началом Ван Чжи. У него даже был свой флаг. Без его ведома ни один пиратский корабль не выходил в море. После многочисленных и безуспешных попыток минский флот наконец-то разбил основные силы Ван Чжи, заставив его перебазироваться к берегам Японии. Китайское пиратство быстро сращивалось с «японским».
В 1533г. Ван Чжи, Чэнь Дун и Сюй Хай наняли несколько сот боевых джонок, которыми командовали «японские пираты», и с разных направлений вторглись в провинцию Чжэцзян. Их ватаги грабили районы и по обоим берегам Янцзы. Тревожные вести разнеслись по приморью на многие сотни километров. С тех пор начались невиданные по своим масштабам набеги на земли Минской империи.
Как ни охотились за Ван Чжи, он долго был неуловим. Однако минским военным посчастливилось, и в 1557г. разбойник попал к ним в руки. Тем не менее оставшиеся на свободе соратники Ван Чжи продолжали его дело. Китайские пираты и бродяги нередко переодевались в японское платье, поднимали японский флаг с надписью «Корабль Хатимана» и отправлялись на разбой под видом «японских пиратов».
Борьба приняла затяжной и маневренный характер. Опытные в ратном мастерстве самураи наносили удары там, где китайцы их не ждали. И столь же умело уходили от правительственных войск, обнаруживших к тому же низкую боеспособность. Отдельные победы Чжан Цзина и Цао Банфу не могли создать перелома в ходе военных действий. Дело осложнялось и бездарным руководством операциями из столицы — Пекина. Правивший тогда Китаем временщик — секретарь Государственного совета Янь Сун нанес огромный ущерб обороне страны. Действуя заодно с дворцовыми евнухами, он свел в могилу Чжан Цзина и сослал Цао Банфу. Его ставленники оказались ни на что не годны. Лишившись со смертью Чжан Цзина своего командира, «храбрецы» из Гуанси и Гуандуна вышли из повиновения. Эта «хищная солдатня» безнаказанно чинила поджоги и грабила мирное население. Между сычуаньскими и шаньдунскими войсками началась грызня. Насилия со стороны этих горе-вояк обрушились на головы жителей приморья, коим и без того доставалось от «японских» и китайских пиратов.
Из столицы стали посылать специальных уполномоченных для уничтожения пиратов и отпора «японцам». Однако вскоре эти чрезвычайные эмиссары, особенно помощник министра Чжао Вэньхуа, прославились своими взяточничеством, пассивностью и продажностью.
А война разгоралась. Критическим стал 1555 год. Пираты заняли обширные территории в юго-восточных провинциях.
Опустошили богатейшие города и угрожали самой власти династии Мин. Дело зашло так далеко, что они напали на Южную столицу империи Мин. Их атака на Нанкин была отбита, но эта дерзкая вылазка еще больше усилила страх перед морскими разбойниками. В 1556г. корсары совершили успешный грабительский рейд по провинции Фуцзянь. Война захватила морское побережье пяти провинций — от Шаньдуна на севере до Гуандуна на юге. Японцы овладели рядом приморских городов. «Корабли Хатимана» по инициативе либо с согласия даймё перебрасывали в Китай все новые и новые подкрепления. Это были уже не столько пираты, сколько профессиональные воины-самураи и пехотинцы из крестьян. Сражения на китайской земле становились все крупнее и ожесточеннее.
Видя, что войска из других провинций бессильны против морских разбойников, шэньши и помещики Чжэцзяна стали создавать собственные отряды самообороны. На их основе военачальники Ци Цзигуан, Юй Даюй и Лю Сян формировали новые ударные части. Особой дисциплинированностью и боеспособностью отличались те, что были набраны из ополченцев Чжэцзяна и обучены Ци Цзигуаном. Названные «личным войском Ци», эти соединения сумели противостоять бандитским ватагам. Однако война еще несколько лет шла с переменным успехом. Вот что китайский источник сообщает о событиях 1562 г.: «Прежде японцы оставили провинцию Чжэцзян. Они покушались на Хуай, Янчжоу, У и Юэ, но безуспешно. После этого напали на провинцию Фуцзянь. Разграбили более одиннадцати городов. Захватили много богатства и детей обоего пола. Побили и изранили чиновников, солдат и жителей бесчисленное множество».
Лишь в 1560-х годах началось наступление на «японских пиратов». Минские полководцы один за другим освобождали ранее занятые бандитами города. В 1563 г. Ци Цзигуану удалось нанести жестокое поражение противнику в Фуцзяни и вытеснить его из этой провинции. На суше и на море развернулись яростные бои. Пиратский флот был разбит и потерял только пленными пять тысяч человек.
Как писал поэт Юй Синь (513-581):
С юга весть принесли:
У морских берегов
Разгорелся
Неслыханный бой.
Видно, в этом году
Не уйти от врагов,
Не вернуться
С чужбины домой.
(Перевод Ю.Попкова)
Между тем империя Мин предпринимала все новые и новые усилия для разгрома «японских варваров». Все больше потрепанных в боях ватаг добиралось до своих кораблей и отплывало в Японию. К концу 1560-х годов удалось сбросить последние пиратские отряды в море и очистить от них побережье. «Усмирение японских бандитов» зашло так далеко, что в 1570-х годах их набеги почти совсем прекратились. Так окончилась «пиратская война» в Китае.
Эта победа стала возможной по двум причинам. Во-первых, империя Мин к этому времени существенно укрепила свою морскую оборону и повела против корсаров успешную борьбу. Во-вторых, Япония стала выходить из полосы затяжных междоусобных войн. Образовалось сильное центральное правительство во главе с Тоётоми Хидэёси, который наложил строгий запрет на морской разбой. Однако то было затишье перед бурей — перед мощным вторжением в Корею армий и флота объединителя Японии Тоётоми Хидэёси.
Последний раз редактировалось BronuiN; 28.02.2010 в 16:49.
Пиратством на Волге и в Прикаспии грешили не только русские.
За год до описанного похода ушкуйников, в 1374 г., через Хаджи-Тархан проследовал некий генуэзец Лукино Тариго. Выйдя с несколькими соратниками на барке из Кафы /современная Феодосия/, он прошёл через Чёрное и Азовское моря и поднялся по Дону; затем, видимо, в районе Переволоки, добрался до Волги, по которой и спустился через Хаджи-Тархан до Каспия.
На море Тариго и его друзья занялись пиратством, однако на обратном пути... были сами ограблены. Всё же некоторое количество драгоценностей, приобретённых пиратским «промыслом», генуэзцам удалось привезти в Кафу. Схожие пиратские экспедиции на Каспий предпринимались и венецианцами.
В 1468 г. на морской караван послов шаха Ширвана ко двору московского государя Ивана III напали астраханские татары.
Когда караван возвращался обратно по Волге, к нему пристало в Твери несколько торговых судов, снаряжённых русскими купцами во главе с Афанасием Никитиным.
В устье Волги, около Хаджи-Тархана, караван был разграблен; русские купцы при этом потеряли два судна и почти всё имущество. Но их злоключения на этом не кончились.
Уцелевшее от татарского разбоя русское судно на пути из Хаджи-Тархана в Дербент, около Тарков в Дагестане, было выброшено на берег, а его экипаж — захвачен людьми Халиль-бека, предводителя одного из дагестанских народов.
Пленники были освобождены только по требованию шаха Ширвана, чьё посольство они сопровождали.
Именно эти пиратские акции побудили разорённого Афанасия Никитина совершить «хождение за три моря», в Индию.
Никитин отправился в дальние страны для того, чтобы поправить свои дела.
А позже — обессмертил своё имя, оставив потомкам знаменитые записки... В дальнейшем пиратская традиция нашла продолжение в действиях российских и украинских казаков.
Казак — слово тюркское. В исторической литературе существуют самые разнообразные толкования его происхождения.
Но, по-видимому, первоначально это слово имело значения: «свободный», «бездомный», «скиталец», «изгнанник»...
Не имея ни определенного политического оттенка, ни этнического содержания, — слово «казак» обозначало всякого человека, отколовшегося от своего народа и племени (или ушедшего от своего сеньора) и принуждённого вести жизнь искателя приключений.
На Руси казаками стали звать людей без определённых занятий и местожительства, «вольных», гулящих. Таким образом, казачество формировалось на той же социальной основе, что и ушкуйничество.
Хотя слово «казак» впервые зарегистрировано в конце XIV в. на севере Руси, — всё же первоначальной родиной казачества историки считают южные степные окраины Московской Руси и Украины, смежные с водными пространствами Волги, Днепра, Дона, Урала, Каспийского, Азовского и Чёрного морей.
Там казачество сформировалось, как военное сообщество. Казаком мог стать любой человек, будь он славянин, степняк или горец, простолюдин или представитель зажиточных слоёв.
Так, по документам XVІ в., среди русских казаков преобладают беглые крестьяне, посадские люди, холопы, — но можно встретить и имена разорившихся «детей боярских», а также беспоместных дворян, которые «сошли на Дон в казаки», «в Поле казакуют».
В казачьей вольнице были и «татары» из разных орд, т. е. выходцы из тюркских народов, и «черкасцы», они же черкесы — представители Кавказа.
Один русский документ 1538 г. указывает, что «на Поле ходят казаки многие: казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни казаки, а и наших окраин казаки, с ними, смешавшись, ходят».
В 1581 г. русский царь требовал от правителя ногаев Уруса, чтобы «как наши казаки, так и ваши казаки — меж нами ссоры не чинили».
Вместе с тем, хотя казачество формировалось из разных народов, всё же к концу XVІ в. в нём обозначилась тенденция «обрусения» — как в силу умножения в его общинах славянского элемента, так и вследствие распространения православия. Делались попытки привлечения казаков на московскую службу.
На реках зародилось казачество, здесь шло его становление, от рек казачьи войска получали и свои названия.
И если на суше казаки испытали заметное влияние военного искусства степных народов, то в морском деле ими была воспринята, вероятно, традиция ушкуйников. Как и ушкуйники, вольные общины казаков старались основывать свои поселения — станицы — на больших речных островах.
Например, украинские казаки основали свою ставку Запорожскую Сечь на острове Хортица, за порогами Днепра, донские — первую свою столицу Черкасск на острове среди Дона.
Яицкие поставили свой Яицкий городок (ныне Уральск) на полуострове, который прикрывался с двух сторон реками Яик и Шагын; со степной же стороны казаки окопались рвами и валами, построили крепостные башни.
Водные пространства рек служили станичникам надёжным естественным укрытием от набегов кочевников; реки же давали пропитание — рыбу, дичь, тем более, что до 1695 г. земледелием казаки не занимались.
Однако они не могли прокормиться лишь скотоводством, охотой и рыболовством. Отчасти и поэтому их привычным делом стало пиратство.
Если в степи, хотя казаки и были прекрасными кавалеристами, им всё же было трудно разбить степняков или уйти от их подвижных отрядов, — то на воде казацкие струги, построенные на небольших верфях в казачьих городках, были неуловимы.
Чтобы построить струг, присматривали неподалёку от воды большое дерево, чаще всего липу, валили и обтёсывали его. Затем ствол долбили и изготовляли колоду, служившую остовом струга. К ней с боков прибивали длинные доски.
Длина такого лёгкого судна была 10-20 метров, ширина 2-3 метра, осадка не превышала одного метра. Струг имел от шести до 20 загребных вёсел и одно кормовое, служившее рулём. Лёгкие струги поднимали на борт 20 человек с полным вооружением, боеприпасами и запасами продовольствия.
На таких судах казаки выходили на речные и морские просторы, совершали морские набеги в пределы Османской империи и Крымского ханства, прорываясь через цепь турецких крепостей, заграждавших устья Дона и Днепра — в Азовское и Чёрное моря.
Но главным театром их действий, опять же, как во времена ушкуйников, стали Волга и Каспийское море. Этому благоприятствовало то обстоятельство, что Русское государство только во второй половине XVІ в. овладело всем Поволжьем, и власть его в регионе была ещё непрочной.
Что же касается Каспийского моря, то расположенные на его берегах державы, кроме Ирана, не имели военно-морского флота, чтобы контролировать водные пространства. Но и шахские власти могли обезопасить лишь прилегающую к иранским берегам часть Каспия...
Пиратство на Волге и Каспийском море связано с именем казачьего атамана Ермака, будущего покорителя Сибири. Летопись «Краткое описание о земле Сибирской» сообщает о том, что казаки разгромили на Волге царские суда и ограбили послов кизилбашских, т. е. персидских, после чего русский царь послал против них воевод. Многие казаки были повешены, а другие «аки волки разбегошася»; 500 из них «побегоша» вверх по Волге, «в них же старейшина атаман Ермак».
В кратком Летописце сольвычегодского происхождения есть строки: «На Волге казаки, Ермак атаман... разбили государеву казну, оружие и порох...».
Ремезовская летопись также сообщает: «Собрании вои /cобрались воины. — Авт. /... с Ермаком с Дону, с Волги, и с Еику, из Астрахи, из Казани, ворующе, разбиша казённые государевы суды, послов и бухарцев на усть Волги-реки».
Царские дипломаты заявляли в Ногайской Орде: «Беглые казаки, которые бегая от нас живут на Тереке и на море, на Яике и на Волге, казаки донские, пришед с Дону, своровали и наших детей боярских, а их /ногайских. — Авт. / послов перебили».
Таким образом, казаки грабили и царские суда, и посольские, и частные — купеческие; обирали и русских, и ногаев, и персов, и бухарцев, и хивинцев, и даже англичан. В мае 1572 г. отряд в 150 казаков напал на английский корабль, который возвращался из Ирана и стоял на якоре близ устья Волги.
Англичане, по их словам, убили и ранили почти треть нападавших, но отразить их яростный натиск не смогли и были взяты на абордаж. Капитан и команда сдали корабль с грузом и были отпущены в Астрахань. Царские воеводы догнали и разгромили отряд «воровских» казаков. Многие из тех, кто участвовал в нападении на англичан, поплатились за это жизнью.
В 1580 г. русские казаки, поднявшись из Каспия вверх по Яику, захватили город Сарайчук или Сарайчик, еще столетие назад — один из центров Золотой Орды. К той же поре город стал «столицей» Ногайской Орды, находившейся в зависимости от ханов Казахских степей.
В Сарайчуке находились весьма чтимые захоронения золотоордынских и первых казахских ханов. Город был разрушен казаками до основания, причём, были выброшены мертвецы из ханских гробниц, что считалось актом вандализма даже в ту суровую эпоху.
В 1603 г. яицкие казаки во главе с атаманом Нечаем, спустившись по Яику в Каспий, через старое русло Узбоя добрались до Амударьи и подошли к Ургенчу, городу Хивинского ханства.
Они штурмом овладели городом и предали его грабежу, убив около тысячи жителей. По возвращении казаки были настигнуты хивинцами на Амударье и истреблены. Лишь четверо казаков спаслись, они-то и принесли на Яик страшную весть о гибели отряда Нечая.
Русские народные предания о деяниях Ермака на пиратском поприще пополнились красочными подробностями в записках иностранцев в XVІІ - XVІІІ вв. Голландец Н. Витсен, побывавший в Москве в 60-х гг. XVІІ в., писал: «Отправился он, Ермак, с шайкой на грабёж на реку Волгу и разбил несколько стругов, принадлежавших царю, и вот на всех местах по этому случаю было отдано приказание преследовать Ермака и изловить его...».
Англичанин Д. Перри, служивший в России при Петре Великом, записал следующее о Ермаке: «Овладев несколькими стругами на Волге, начал разбойничать на сей реке. Будучи снова тесним поисками / царских властей. — Авт. /, пустился в Каспийское море и удалился в Персидские пределы, где и прожил несколько времени...».
Затем Ермак, по словам Д. Перри, вернулся на Волгу для ещё большего разбоя, а оттуда ушёл со своей многочисленной шайкой на Каму. Символично, что и погиб Ермак в водной стихии, утонув в Иртыше, когда, отражая нападение воинов «царя Сибири» Кучума, не смог добраться до спасительного струга.
Пик русского пиратства на Волге и Каспийском море приходится на эпоху, получившую в истории название «разинщины», т. е. на 60-70 гг. XVІІ в., когда казачьей вольницей были потрясены основы Русского и Персидского государств.
Донской казак Степан, или Стенька, Разин, человек волевой, умный и смелый, но крайне жестокий и вероломный, в молодые годы попал в полон к туркам-османам и три года провёл рабом-гребцом на их боевых судах, пока ему не удалось бежать. В 1667 г. ватага донских казаков во главе с атаманом Стенькой Разиным пошла «гулять на сине море», чтобы добыть себе «казны, сколько надобно».
На Волге, недалеко от Царицына, разинцы разгромили и разграбили караваны торговых судов с товарами, принадлежавшими богатым русским купцам, патриарху русской православной церкви и даже самому царю. Многочисленная охрана караванов и те, кто пытались оказать сопротивление, были порублены и повешены.
Затем, пополнив своё войско за счет освобождённых ссыльных и пленённых стрельцов, атаман стал «гулять» по Яику и Волге. Здесь он разгромил несколько отрядов правительственных войск. После этого Разин начал свой знаменитый каспийский поход. Удалые разбойники совершили нападения с моря на прибрежные города и сёла Дагестана, принадлежавшие правителю города Тарки, а затем отправились к персидским берегам, во владения шаха Ирана.
У города Решт казачью вольницу ожидало большое персидское войско. Ослабленные в предыдущих боях разинцы просили «шаховых служилых людей» разрешить казакам «быть у шаха в вечном холопстве». Пока персы совещались, казаки начали пьянствовать и буйствовать, чем и спровоцировали жителей Решта на нападение, в результате которого было убито 400 разинцев.
В ответ казаки разграбили и сожгли города Ферабад, Астрабад и ряд других персидских поселений на южном побережье Каспийского моря. У берегов Азербайджана в 1669 г. произошло морское сражение казаков с персидским флотом. Из 50 иранских кораблей спаслось лишь три. В плену у Разина оказались сын и дочь командующего персидским флотом. Согласно известной русской песне, Разин по требованию казаков бросил «княжну» — адмиральскую дочь — в «набежавшую волну»...
В персидском походе разинцы взяли богатую добычу и, разодетые в парчу и шёлк /даже паруса и канаты на их стругах были шёлковые/, появились в Астрахани, где «били челом» царю. Разин сдал воеводам свой бунчук — знак власти, вернул часть пленных, пушек и знамена, за что из Москвы подоспела «милостивая царская грамота». Эта «милость» дорого обошлась стране, — атаман и не подумал стать послушным подданным...
В 1670 г. 80 разинских стругов с судовой ратью и артиллерией, поддерживаемые тысячами пеших и конных повстанцев, двинулись вверх по Волге на Москву.
Но у Симбирска настал конец кровавой эпопее «разинщины». Разинцы были разбиты царскими войсками; их раненый атаман на струге отплыл вниз по Волге и скрылся на Дону, откуда потом был выдан властям и казнён.
Пиратскую традицию походов «за зипунами» на Каспийское море продолжили яицкие казаки. Ранней весной 1677 г. атаман Василий Касимов с тремястами казаками вышел в море, перед этим разграбив Гурьев-городок и захватив там казённые порох и свинец.
Из Астрахани начали преследование пиратов царские воеводы, — но казаки отбили их атаки и пошли к туркменскому берегу, откуда направились к Баку.
Зазимовали на острове и весной через Терек вернулись на Яик. В 1696 г. яицкий атаман Иван Шаменок ушёл на Каспий, где и был пленён царскими воеводами, а затем казнён в Москве, что положило конец морским походам яицких казаков на Каспий.
Но среди имен всех этих казачьих атаманов только имена Стеньки Разина, без сомнения, самого знаменитого русского морского разбойника, и его предшественника Ермака, также отличившегося в начале своей карьеры на пиратской стезе, стали популярными, можно сказать — легендарными, и продолжают оставаться таковыми до сих пор.
Ермак и Степан Разин — излюбленные герои русских народных песен и сказов.
Им посвящены картины и книги, кинофильмы; их имена повторяют на школьных уроках и университетских лекциях, произносят в церкви, — хотя там, надо сказать, с разными оценками.
В отличие от Стеньки Разина, преданного русской православной церковью анафеме, образ Ермака Тимофеевича не только закреплен в народной памяти, но и канонизирован православным духовенством. Впрочем, это произошло не сразу, а спустя более полувека после смерти храбреца.
Что же касается светской власти, то, несмотря на своё пиратское прошлое, Ермак ещё при жизни был «обласкан» ею: царь Иван Грозный пожаловал ему титул «князя Сибири».
И в этом тоже нет ничего удивительного. В истории нередки случаи, когда морские разбойники становились государственными деятелями и национальными героями.
Например, руководители английских пиратских экспедиций Генри Морган и Фрэнсис Дрейк, ставшие адмиралами британского королевского флота и сокрушившие морское могущество Испании, как и Ермак, получили дворянское достоинство.
В честь Дрейка даже назван пролив между Южной Америкой и Антарктидой... Новые земли под власть британской короны привел английский пират Уильям Дампир. С именами Жана Барта и Робера Сюркуфа связаны и пиратские «подвиги», и слава французского флота, причём Сюркуф стал одним из первых кавалеров ордена Почётного легиона — высшей награды Франции.
Османский пират Хайр-ад-Дин Барбаросса, грек с острова Лесбос или бербер по происхождению, возвысился до положения чуть ли не второго лица в Османской империи в эпоху её могущества и стал капудан-беем, самым знаменитым флотоводцем в её истории.
Нередко и официальные лица, с санкции государства или без оной, не гнушались пиратским «промыслом». Так, например, знаменитый португальский мореплаватель Васко да Гама нападал на арабские и индийские купеческие суда в Индийском океане.
Вместе с тем, казаки были не только пиратами, но и землепроходцами, открывшими и присоединившими к Российскому государству Сибирь и Дальний Восток. К концу XVІІ в. они по суше, рекам и морям вышли на берега Тихого океана.
Начиная с эпохи Петра Великого, российские власти ведут успешное наступление на вольности казачества, превращая казаков в военное сословие на службе у Российского государства.
Царь Пётр сломил сопротивление донских казаков, поднявших в 1708 г. бунт под предводительством Кондрата Булавина, а императрица Екатерина II во второй половине XVIII в. уничтожила последние очаги казачьих вольностей — Запорожскую Сечь и автономию Яицкого казачества.
Второе было сделано после подавления восстания Емельяна Пугачёва, в котором также немалую роль сыграли казаки...
Итак, казачья вольница в течение многих столетий была олицетворением пиратства на просторах российских рек и морей*. Но со временем ее эпоха канула в лету, и грозный клич «Сарынь на кичку!», с которым еще ушкуйники нападали на торговые суда, стал лишь достоянием истории и народных преданий.
* Не следует забывать, что это — далеко не единственная характеристика казачества, особенно поднепровского. Казаки-запорожцы совершали походы на своих ладьях-чайках к берегам Черного моря далеко не с одной целью грабежа: ими были освобождены многие тысячи русских пленников Османской империи.
Одним из главных центров пиратства в Юго-Восточной Азии было королевство Аракан. Это независимое государство возвело морской разбой в ранг государственной политики и в течение XVII в. неоднократно демонстрировало примеры своей приверженности этому древнему ремеслу. На берегах Бенгальского залива вырос и расцвел достойный преемник «лучших» традиций древних пиратских стран. «Преславный король Аракана» Сандатудхамма — ловкий, расчетливый и умный политик — возродил правила игры, по которым действовал пиратский владыка античности — тиран острова Самос Поликрат. Сочетая морской разбой с крупной международной торговлей, араканский король в течение долгого времени удивительно ловко балансировал на сходящихся, переплетающихся и противоречащих друг другу интересах своих многочисленных и влиятельных соседей — Империей Великих Моголов, владетелей Сиама и Бирмы, Португальских и Голландских колониальных империй.
Сандатудхамма не был основателем морского разбоя в Аракане. Королевство начало специализироваться на пиратстве задолго до XVII в. и превратилось в настоящее разбойничье гнездо, узкой прибрежной полосой простиравшееся вдоль восточного побережья Бенгальского залива до Читтагонгской области Восточной Бенгалии. Отделенное от Бирмы труднопроходимой цепью высоких гор, королевство было обращено к морю и распоряжалось на торговых путях, пролегающих между Индией и Индокитаем. Одним из удачнейших мероприятий правителей Аракана был захват в 1459 году Читтагонга — важного стратегического рубежа в дельте Ганга. С тех пор могучий флот королевства поставил под свой контроль весь регион. Аракан располагал огромными возможностями для торговли. В его гаванях грузились слоны, шелковые драгоценные ткани, серебро и другие многочисленные товары. Однако главное место в морской жизни королевства занимали пиратство и работорговля. Удачное переплетение международных обстоятельств и временное ослабление непосредственных соседей-противников сделало это небольшое государство необыкновенно могущественным. Столица Аракана — Мрохаунг — насчитывала в 1630 году около 160 тыс. человек. Авантюристы различных национальностей устремлялись в пиратские гнезда, рассыпанные вдоль побережья королевства, — бирманцы, моны, японцы, китайцы, индонезийцы, индийские мусульмане, афганцы и т.д. В пиратскую элиту входили и европейцы. Многочисленные выходцы из португальских владений, этой некогда могущественнейшей силы в Ост-Индии, теперь, когда держава теряла силы, выбрасывались соперниками из разных точек Индийского океана и находили приют на многочисленных пиратских стоянках этого разбойничьего берега и на островах близ устья Ганга. Местные араканские правители поощряли португальских пиратов (ферингов), нанимали их на службу и предоставляли свободу действий под своим покровительством. Отмечая это обстоятельство, Франсуа Бернье, французский путешественник, придворный врач правителя Великих Моголов Аурангзеба, писал:
«Король Аракана, постоянно опасаясь Могола, держал их в качестве стражей на своей границе в порту Читтагонг, дал им земли и предоставил право жить так, как они хотели. Обыкновенным занятием и ремеслом ферингов были разбой и пиратство. На своих маленьких легких галерах, которые называют галеассами, они только и делали, что бродили по морю, заходя во все речки, каналы и рукава Ганга, проходя между всеми островами Нижней Бенгалии, а нередко проникая глубже и поднимаясь до сорока или пятидесяти лье вверх по течению. Они нападали врасплох на целые селения, собрания, базары, праздники и свадьбы бедных язычников и других жителей этой страны; со страшной жестокостью обращали в рабство мужчин и женщин, взрослых и детей и сжигали все, что не могли увезти. Вот почему ныне можно найти в устье Ганга столько прекрасных островов, совершенно пустынных; когда-то они были населены, теперь же здесь не найдешь никаких обитателей, кроме диких животных, в особенности тигров».
Заметим, однако, что араканские короли зачастую были не в состоянии контролировать разрастающуюся активность своих «гостей». Публика, оседавшая на побережье, была очень опасной, отчаянно рисковой и непредсказуемой. Даже правители Аракана, поднаторевшие в интригах, обманах и предательствах, постоянно обжигались на своей уверенности в верности пиратской братии. Два примера, которые приводятся ниже, покажут, сколь опасно было доверять этим разбойникам-авантюристам. Эти лихие искатели золота и удачи прекрасно чувствовали слабые стороны своих «хозяев» и могли затеять совершенно неожиданную дипломатическую и военную игру в собственных интересах.
Спойлер:
Хороший человек и Король Сандвипа
Король Аракана Мин Разаджи, наверное, проклял тот день, когда решил воспользоваться услугами некоего господина Филиппа де Бриту. Во время войны с одним из соседних королевств, араканский флот в 1599 году захватил остров Сириам, главный порт на территории поверженного врага. Де Бриту был отправлен на опустошенный остров начальником таможни. Прибыв на место, португалец обнаружил жуткую картину разгрома. Вот как описал увиденное сопровождавший его католический миссионер Бовес:
«Печальное зрелище являли берега рек, обсаженные бесконечными рядами фруктовых деревьев, где теперь лежали в развалинах позолоченные храмы и величественные строения. Дороги, поля были усеяны черепами и костями несчастных пегуанцев, убитых или погибших от голода. Тела сбрасывали в реку в таком количестве, что множество трупов преграждало путь кораблям». Новоиспеченный начальник таможни решил не ограничиваться взятками и казнокрадством. Мелкие чиновничьи масштабы не устраивали энергичного честолюбца. Он ждал несколько лет и наконец, собрав большие средства, привлек на свою сторону несколько сотен португальцев и в один прекрасный день вышвырнул с острова араканского губернатора и прекратил выплату пошлин Аракану. Пиратские флотилии де Бриту крейсировали в Бенгальском заливе и Андаманском море и останавливали все встречающиеся суда. Попавшим в переделку торговцам предоставляли выбор — или быть пущенными на дно залива, или отправиться торговать на Сириам. Столь необычные методы «поощрения» торговли приносили плоды — остров богател, казна де Бриту пополнялась, а его наемное войско становилось все многочисленнее. Территориальные владения нового правителя в Бирме увеличивались. Беспредельная наглость португальца заставила короля Аракана организовать экспедицию против своего бывшего подчиненного, но дело кончилось плохо для араканиев. Их флот попал в засаду, а принц-командуюший стал пленником де Бриту и смог вернуться на родину только за огромный выкуп. Этот печальный опыт заставил Аракан на время примириться с дерзким соседом. Четырнадцать лет правил де Бриту Сириамом, а его деятельность даже принесла ему прозвище Нга Зинга — Хороший человек. Однако постепенно деятельность португальца настроила против него местное население и тех соседних правителей, которые вначале оказывали ему помощь. Де Бриту совершенно перестал учитывать особенности местного уклада жизни и вконец испортил свою репутацию. Он начал крайне неосмотрительно проводить чреватую опасностями религиозную политику — разрушал пагоды, насильно крестил буддистское население, срывал золото со священных храмов и статуй. Зарвавшийся пират, правда, заручился поддержкой португальских колониальных властей и начал вести дело к тому, чтобы обеспечить за Португальской империей территорию Нижней Бирмы. Но новые союзники не смогли помочь де Бриту, когда его база на Сириаме в декабре 1612 года была осаждена войсками бирманцев. Пират отчаянно сопротивлялся, но его флот был уничтожен в морском сражении, а продовольственные запасы в городе закончились. Измена открыла городские ворота, и бирманцы ворвались в город. Де Бриту был схвачен и, как осквернитель пагод, посажен на кол.
Один из его союзников, принц королевской крови, также был казнен — его зашили в мешок и утопили в море.
В 1607 году, когда шла война между Араканом и де Бриту, король Мин Разаджи решил обезопасить себя от нападений приютившихся в его владениях португальских пиратов. Сборище ферингов, расположившихся в Дианге, находящейся в 30 км южнее Читтагонга, представляло огромную опасность для королевства, так как пираты искали контактов с де Бригу и могли предоставить свои силы в его распоряжение. Внезапным рейдом араканцы захватили Дианг и планомерно перебили своих недавних союзников. Один из спасшихся, Себастьян Гонзалвиш Тибан, бывший торговец солью, решил изменить свою деятельность. В 1609 году, во главе португальцев он напал на остров Сандвип, лежащий в дельте Ганга. Здесь находилась база афганских пиратов. Перебив собратьев по ремеслу, Тибан объявил себя королем острова. Вскоре ему представилась удобная возможность вмешаться во внутреннюю жизнь Араканского королевства. На острове нашел приют брат короля, и Тибан женился на его сестре. Таким образом, бывший торговец стал членом араканской королевской семьи, а после подозрительно быстрой кончины своего шурина (который, по-видимому, был отравлен) забрал несметные богатства этого принца. Между тем королю Аракана, попавшему в сложную ситуацию в результате наступления Великих Моголов, пришлось пойти на союз с «родственником». Выработанные ими планы совместной обороны окончились полным крахом, так как в разгар сухопутной кампании, которую вел Мин Разаджи, Тибан захватил флот араканцев, перерезал его командиров, а команды продал в рабство. После этого, поднявшись вверх по реке, он подошел под стены столицы Аракана Мрохаунга, разграбил окрестности и захватил королевскую барку, отделанную золотом и слоновой костью. Король Мин Разаджи от огорчения умер, не успев отомстить клятвопреступнику, а его преемнику еще три года пришлось бороться с Тибаном, прежде чем одержать победу. Европейцы не остались в стороне от этой схватки.
Португальские власти были готовы поддержать Тибана и организовать наступление на Аракан. В свою очередь, голландцы, заинтересованные в торговых факториях в Дианге и опасавшиеся усиления позиций Португалии в регионе, оказали помощь Аракану. В 1615 году, в ходе операций под Мрохаунгом, объединенные силы португальцев и Тибана потерпели поражение. В 1617 году араканцы захватили Сандвип и сожгли пиратские поселения. Судьба самого Тибана осталась неизвестной, но рассказывали, что ему опять удалось спастись.
«Могущественный и преславный король Аракана» Сандатудхамма
Прошло более тридцати лет, и на трон Аракана взошел Сандатудхамма. К этому времени (1652) много событий произошло в Аракане. Сменялись короли, бесконечные мятежи и заговоры сделали политическую обстановку в королевстве крайне нестабильной. Однако военно-морская мощь пиратского государства не уменьшилась. Морской разбой, работорговля и посреднические торговые услуги приносили постоянный доход, и королевская казна постоянно приумножалась. Аракан начинал представлять все более реальную опасность для могущественной Империи Великих Моголов. В 1633 году шли длительные переговоры с португальской короной о совместном наступлении на Бенгалию. Они окончились безрезультатно, но сам их факт говорил о том, что в лице правителей Аракана Моголы имели достаточно серьезного противника. К тому же, несмотря на сложные взаимоотношения с португальскими ферингами, Аракан совершенно не собирался отказывать им в помощи. Португальцы, как слепни, облепили дельту Ганга и держали Бенгалию под постоянной угрозой нападения. Правда, последние годы для Аракана были наполнены столкновениями с голландцами в результате войны, длившейся восемь лет. Но новый король, придя к власти, укрепил свое положение и предоставил голландцам право беспошлинной торговли в своих владениях, к взаимной выгоде, поддерживал с ними самые теплые отношения.
«Король Аракана — генерал-губернатору И. Метсейкеру. 1656 г. ...сильный, счастливый, могучий и победоносный повелитель Аракана, Сенда Суаромо Раса, знаменитый император. Я получил письмо и подарки от знаменитого и почтенного генерал-губернатора Иоанна Метсейкера, ядовитого, как рыба в воде, от капитана прибывшего судна и от капитана, живущего в моей тени, — Хендрикса де Дье, и я был очень рад, что генерал-губернатор здоров и признает меня своим господином. Этому я был больше рад, чем подаркам и товарам. В письме творится о Дианге. Он просит разрешения покупать головы… я спросил капитана де Дье, котел бы он приобрести головы здесь, в Аракане, и он ответил, что очень хотел бы. И я приказал моим людям в Дианге покупать и помогать покупать как головы, так и другие товары, нужные голландцам».
Вся деятельность нового владыки пиратского королевства строилась в направлении, враждебном Империи Великих Моголов. В августе 1660 года в Аракан прибыл шах Шуджа, поднявший ранее мятеж против своего брата, нового императора Аурангзеба, и потерпевший поражение в борьбе за власть. В руках у Сандатудхаммы оказались крупные козыри в борьбе против Моголов, но, как вскоре выяснилось, использовать их было очень не просто. Шах Шуджа хотел вести свою игру в Аракане, не считаясь с интересами хозяев, и… проиграл ее. В декабре 1660 года он поднял мятеж против Сандатудхаммы, попытался захватить его дворец и свергнуть короля с престола. Попытка провалилась, но Шуджу не казнили, а оставили в качестве постоянной живой угрозы Аурангзебу. В феврале 1661 года, однако, его резиденция была разгромлена, а труп самого шаха, изуродованный до неузнаваемости, был найден на улице. Сандатудхамма завладел сокровищами шаха Шуджи, три сына и дочери шаха Шуджи были доставлены во дворец короля. Они также могли претендовать на престол Великого Могола. Однако принцы в свою очередь попытались захватить власть в Аракане и после неудачи были обезглавлены (июль 1663 г.). Конфликт с Великим Моголом достиг к этому времени кульминации. В начале 1664 года Сандатудхамма направил свою пиратскую флотилию в соседние владения Моголов — Бенгалию. Его корабли разгромили могольский флот, разграбили окрестности Дакки и вернулись с массой захваченных рабов. Разъяренный наместник Бенгалии потребовал от голландцев оказать ему помощь в борьбе против Аракана. Одновременно с подобным заявлением к голландцам обратился Сандатудхамма. Обе стороны грозили закрыть торговые фактории. Голландские власти оказались перед тяжелым выбором… И они его сделали. В ночь на 12 ноября 1665 года голландские агенты в Мрохаунге тайно загрузили имущество своей фактории на четыре корабля и под покровом темноты бежали из Аракана. Вслед за ними в Батавию, резиденцию голландского генерал-губернатора, был отправлен специальный гонец от короля со следующим посланием:
«Сандатудхамма — Метсейкеру. 1666 г. …капитан Даниэль Сикс со всеми шкиперами, не предупредив меня, тайно покинул мою землю. И я велел моему начальнику Серка Манорото узнать у капитана Даниэля Сикса, почему он тайно покинул мою землю, на что он ответил, что сделал это по приказу генерал-губернатора. А причина тому то, что Норомсит (губернатор Бенгала) через своего посла просил голландцев оказать ему помощь. А когда генерал-губернатор отказал ему в помощи, посол сказал, что Патсиа Норомсит — великий властелин, и он легко может захватить королевство Аракан, и тогда генерал-губернатор приказал закрыть факторию в Аракане, потому что иначе голландцам не разрешат держать факторию в Бенгале. Ив этом причина, почему Даниэль Сикс поступил таким образом.
Я всегда думал, что Голландия и голландцы ни от кою не зависят, а теперь из-за посольства Норомсита они так испугались, что убрали факторию из моей страны. Что же я думаю относительно слов Патсиа Норомсита, что он завоюет мою страну?.. Много легче опрокинуть Вавилонскую башню, чем захватить мое королевство. Пусть об этом знает генерал-губернатор. Он человек осмотрительный и мудрый. Больше мне нечего сказать».
Король Аракана был уверен в своих силах, но позабыл о печальном опыте своих предшественников. Его противники нащупали уязвимое место в обороне пиратского королевства. Им были… португальские пираты, основа военно-морской мощи Аракана. Их подкупили, и феринги, снявшись со своих мест, вместе с семьями перебрались в недавно ограбленную ими Дакку, где им были выделены земельные участки. Побережье Аракана осталось открытым для нападений. В конце 1665 года могольский флот захватил остров Сандвип, в феврале 1666-го пала Дианга, в битве за которую погиб араканский флот. Затем наступила очередь Читтагонга, и Аракан был раздавлен. Сандатудхамма продолжал править в своем королевстве до самой смерти (1684 г.), но положение его государства изменилось. «Как солнце обходит весь мир, сияя тысячей лучей и даря свет всем в Четырех Концах вселенной, так и я, могучий в своем величии… знаменитый император…» — так писал когда-то всемогущий пиратский властелин Аракана Сандатудхамма, но эти времена могущества ушли в прошлое; звезда короля разбоя закатилась.
Д. Копелев — «Золотая эпоха морского разбоя»
__________________
Memento Mori
В глубине придонных вод
Ктулху - зверь такой - живёт;
Лишь в шторма плывёт наверх,
Съесть кораблик на обед...
Марониры были еще одной своеобразной и колоритной разновидностью пиратов. Их название произошло от искаженного испанского слова "cimarrona", которым называли беглых преступников и дезертиров. Порядки, царившие на кораблях испанского флота, были еще более бесчеловечны, чем порядки на французских или английских кораблях. Многие моряки дезертировали с кораблей, так как перспектива защищать золото на галеонах за мизерное жалование, не получая нормальной пищи, но в изобилии получая зуботычины от офицеров их не прельщала. Многие испанские моряки решили, что лучше разбогатеть или умереть при попытке захватить сокровища, чем умереть в нищете, те же сокровища защищая. Немалую долю марониров также составляли беглые негры, которым удалось бежать с плантаций или спастись во время кораблекрушений работорговых судов. Бывшим рабам также было нечего терять, но они были не против разбогатеть. Марониры были наиболее отчаянными пиратами. Возможно, благодаря этому провинившихся пиратов и моряков, которых высаживали на необитаемом острове, стали также называть маронирами. В частности, марониром был Александр Селкирк, послуживший прообразом Робинзона Крузо.
Испания, против которой действовало большинство каперов, буканьеров и марониров, не делала меж ними никаких различий – все они считались пиратами. Но если пират был грабителем «по определению», плавал под пиратским флагом и грабил всех без разбора, то каперы поднимали флаг того государства, которое предоставляло им свое покровительство. В то же время буканьеры хотели только одного – чтобы их оставили в покое. А марониры и вовсе были бродягами и изгоями. Но нередко марониры становились английскими каперами, когда Англия и Испания воевали друг с другом, а каперы предпочитали укрыться на необитаемых островах и становились буканьерами. Многие пираты принципиально не нападали на английские корабли, выражая этим свое уважение к английским законам и королю. Хотя множество пиратов были выходцами из Англии, они городо называли себя «джентльменами», а не предателями. Разумсеется, что делалось это и в надежде на то, что англичане в будущем выдадут им каперское свидетельство или позволят заходить в английские порты без угрозы дальнейшего преследования. Иногда эта уловка срабатывала, но, например, в случае с «Калико» Джоном Рэкхемом это не помогло пиратам избежать виселицы.
Существует тонкая грань и между пиратами и контрабандистами. Если пираты занимались открытыми грабежами, то контрабандисты продавали товары, награбленные пиратами или товарами, торговля которыми была запрещена. Испания долгое время старалась удержать монополию на торговлю, но чем больше усилий для этого предпринималось – тем большее количество контрабандистов появлялось в испанских колониях. Более того, Англия поощряла контрабандную торговлю, так как это подрывало испанскую экономику. В конце концов вчерашний капер мог стать контрабандистом – например во время мирного договора между Англией и Испанией.
Источник: folklore.3bb.ru
__________________
Лучшая игра пиратской тематики: Корсары: Город Потерянных Кораблей.
Последний раз редактировалось Forgotten; 16.09.2011 в 05:34.
В Х веке распалась франкская империя, созданная Карлом Великим, одним из самых мудрых правителей средневековой Европы. В своем завещании он разделил огромное единое государство между своими сыновьями. Но среди них не было согласия. Начались кровопролитные междоусобные войны потомков Карла за обладание престолом.
Слабостью европейских правителей поспешили воспользоваться северные народы. Они вторгались в германские и франкские земли, захватывали города, грабили крестьянские селения. Больше других преуспели в разбоях норманны, жившие на Скандинавском полуострове и в Дании. История их уходит в глубокую древность. Вместе с другими варварскими племенами они опустошали земли Римской империи и ее африканских колоний.
Спойлер:
Суровая природа севера закалила характер норманнов, превратила их в неутомимых тружеников и в то же время в беспощадных воинов. Называли их по-разному. В Англии они были известны под именем аскеманы (то есть люди, плавающие на лодках из ясеня). В Византийской империи и на Руси их прозвали варягами. Испанцы, не раз испытавшие на себе всю мощь этих народов, придумали им прозвище «мадхусы» — языческие чудовища. Название «норманны» (северные люди) придумали франки.
Сейчас мы часто называем норманнов викингами. Что же означает это слово? Расшифровать его одним из первых попытался шведский ученый Ф. Аскеберг. Оказалось, что норманны называли «викингом» морской поход. Целью такого плавания были грабежи прибрежных городов. Домой воины возвращались богатыми, и на берегу их встречали как героев. Со временем охотников за удачей также прозвали викингами.
Густые леса, покрывавшие Скандинавский полуостров, были для норманнов родным домом. Но они отлично чувствовали себя и в морских просторах. На остроносых кораблях отправлялись норманны из узких извилистых бухт - фьордов в южные страны, где их ждала богатая добыча.
Поэт франков Гельмольд Нигель так описывал норманнов: «Народы севера живы, поворотливы и храбры до излишества, слава их проникла даже в отдаленнейшие страны. Живя близ моря, они ищут себе пищу на ломких судах».
В походы викинги выступали весной или летом, как только с фьордов сходил лед. Древние саги рассказывают, что «в зимнее время они жили дома с отцами», занимаясь хозяйством и намечая новые планы.
Викингов боялись все европейские государства, а многие новые королевства основали сами норманны. Правители Европы были рады пригласить к себе на службу отважных и беспощадных воинов, каковыми считались викинги. Норманны привыкли полагаться только на самих себя, да еще наудачу. Даже королевские короны, которые им предлагали в обмен на мир, нередко отвергались.
Норманны верили во всесильных богов, которые олицетворяли различные силы природы. Но верховным их божеством был Один. Как считают историки, Один (или Водан) действительно существовал и по происхождению был скифом. Однажды вместе с частью своего народа он покинул страну Асгард и через Сарматию отправился на север, по пути соединился с германскими племенами и завоевал Скандинавию. Впоследствие норманны обожествили своего первого вождя.
По их поверьям, Один покровительствовал отважным воинам. За погибшими на поле боя героями являлись его посланницы, которые провожали души убитых в чудесную небесную страну Вольхолл. Там храбрецы наслаждались загробной жизнью. Им прислуживали девы Валькирии, ублажали их сладким вином, которое подавалось в черепах побежденных врагов. Иной была судьба малодушных и трусов. После смерти они попадали в царство Наструд, где во дворце Томления за столом Голода их встречала богиня Гела.
Окружение Одина насчитывало двенадцать богов и богинь, среди которых был Тор, сын Одина. Он не расставался с огромным молотом, размахивая которым, вызывал гром и молнию. Тор оберегал владения скандинавских богов от злых великанов и чудовищ.
Ниорд был морским богом. Когда он гневался, то насылал на моряков бури, а когда был добр — одаривал рыбаков хорошим уловом. Богиня моря Ран уносила погибших норманнов в Вольхолл. У нее было девять дочерей - волн — видимо, поэтому и называют моряки самую большую волну девятым валом.
Норманны почитали своих богов и приносили им богатые дары. Раз в девять лет на острове Зеланд устраивался жертвенный костер, в огне которого погибали люди и животные. Подобная жестокость в те времена объяснялась просто — так пожелали боги.
Норманнов боялись. И было за что. Перед их отчаянным напором не могла устоять ни одна армия. Основой побед викингов была их четкая дисциплина. Рядовые воины — кэмперы — всецело повиновались своим начальникам. У них существовал даже своеобразный кодеке чести. Во время битвы они не имели права обращаться в бегство или по своей воле заканчивать бой. Если викинга ранили — он все равно должен был биться.
Наиболее отважные бойцы становились берсерками — это слово в переводе с древнескандинавского означает «медвежья шкура». Враги считали берсерков оборотнями. В боевом запале они скидывали с себя верхнюю одежду и впадали в состояние бешенства. Рыча, они набрасывались на врага и остановить их могла только смерть.
Норманны выращивали хлеб, но северная земля плодоносила плохо, на всех еды не хватало. Одно время в Скандинавии даже существовал закон, по которому следовало убивать немощных стариков и детей, родившихся с отклонениями от нормы. Затем нравы смягчились, и было решено жребием выбирать людей, которым суждено покинуть родину и скитаться в поисках лучшей земли.
Может быть, поэтому викинги, уже в молодом возрасте вынужденные бороздить холодные воды северных морей, не испытывали страха перед океаном. Он стал для них вторым домом. В то время как южные народы — греки, египтяне, римляне ходили на своих кораблях только вдоль берегов, викинги отваживались заплывать далеко в открытое море.
В 870 году норманны открыли остров, который они назвали Исландией («ледяная страна»)». Первые викинги, ступившие на неведомую землю, с удивлением обнаружили, что она уже заселена выходцами из Ирландии, которые проповедовали христианскую веру. Началась долгая и кровопролитная борьба за обладание островом, в которой верх взяли норманны.
А бывали случаи совершенно удивительные. Датский король Хальвдан отдал престол своему брату Харальду, а сам сел на корабль и отправился в море пиратствовать. Норвежский король Коль вместо привычного времяпрепровождения — охоты и пиршеств — занимался на досуге морским разбоем, А вот принца Олава из той же Норвегии в океан направили родители, чтобы их сын устранил конкурентов на королевский трон.
В 1ХХ веках викинги побывали во всех уголках Европы и даже на островах Гренландия и Ньюфаундленд. Добрались они и до непривычно теплых для них морей — Средиземного и Черного.
Опустошительные походы норманнов на европейские страны берут начало в VIII веке. В 753 году флотилия викингов показалась у Ирландии. Все прибрежные селения были разграблены. Наиболее предприимчивые норманнские конунги (вожди) уже посматривали на юг. Но там шла ожесточенная борьба христианского и мусульманского миров — арабы вторглись в Испанию.
Позднее на просторах европейских равнин возникла империя Карла Великого. Конунг Готфрид объединил Швецию, Данию и Норвегию в единое Норманнское королевство. Чтобы обезопасить свои земли от вторжения франков, он велел соорудить на юге полуострова Ютландия огромный земляной вал высотой 3 и шириной 20 метров.
В 810 году умер Готфрид, так и не успев довести до конца объединение норманнских земель. Многие конунги решили пытать счастья в одиночку, организовывая разбойничьи набеги на города Европы. По рекам они доходили даже до земель галлов.
Путешествие из одной страны в другую превратилось в опаснейшее мероприятие. Христианская Германия посылала в языческую Данию миссионеров, только заручившись их собственным согласием. В 831 году норманны пленили епископа Рангстара, и бедняге пришлось возвращаться домой без имущества, одежды и лошадей. Через год они убили пресвитера Рагемберта, который следовал в город Шлезвиг.
Это интересно!
Норманны не страшились моря. Они нападали не только на торговые суда других государств, но и на корабли своих собратьев - викингов. В бою побеждал тот, кто сильнее. Поэтому норманны не отваживались выходить в море поодиночке, обычно это были флотилии, состоящие из нескольких кораблей.
Завоевания викингов стали возможны потому, что у них были одни из самых совершенных кораблей того времени. По сути дела, они напоминали современные лодки, только больших размеров. У них отсутствовали палубы, а корпус укреплялся поперечными переборками — шпангоутами. Викинги украшали носы своих кораблей свирепыми драконами (тогда судно называлось «драккар») или головами змей («шнеки»).
ВИКИНГИ В СРЕДИЗЕМНОМ МОРЕ
В начале 857 года 62 норманнских дракара впервые прошли через Гибралтарский пролив и предприняли опустошительный рейд по Средиземноморью, дойдя до самого Константинополя. Но город грабить в этот раз они не стали и повернули обратно. По дороге домой викинги основательно обчистили Венецию, Флоренцию, Пизу и другие итальянские города. Поговаривали, что византийский император просто-напросто откупился от викингов, направив их против своего извечного врага — Венецианской республики.
Действительно, именно в это время венецианский дож Пьетро Транденико начал строительство огромного флота для похода на Константинополь. Внезапное появление викингов расстроило все его планы.
После Пизы и Флоренции норманны повернули свои корабли, увенчанные страшными драконьими головами, к небольшому городу Лукка, который был расположен в устье реки Магры. В городе уже знали о приближении грозных норманнов. Все, кто мог держать в руках оружие, выстроились на стенах. Но что это? Вместо орды захватчиков к воротам движется странная процессия — впереди рослый рыжий викинг с непокрытой головой, а с ним всего несколько человек.
Подойдя к стенам, норманны остановились. Вперед выступил переводчик, который сообщил, что предводитель отряда — датский конунг Хастинг — не хочет причинять зла горожанам. Он прослышал, что в городе есть епископ, и хочет принять христианство, чтобы покаяться за свои грехи. Викингам поверили — перед ними распахнулись ворота. В городском соборе Хастинг был обращен в христианство, после чего он и его люди покинули Лукку.
Местные жители вздохнули с облегчением опасность миновала. Наступила ночь. Горожане мирно заснули в своих домах. Неожиданно тишину прорезали истошные крики. Стража у ворот встрепенулась — к городу с факелами приближался большой отряд викингов. Четверо человек на носилках несли своего вождя.
Норманны кричали, что конунг Хастинг съел устрицу, отравился и умер. Перед смертью он пожелал, чтобы его похоронили в соборе Лукки. Епископ не мог отказать в последней просьбе новообращенному христианину. Каково же было изумление собравшихся, когда в самый разгар панихиды Хастинг вскочил с носилок и с возгласом «Бей их!» бросился в толпу. Викинги достали спрятанное оружие, и началась резня. К рассвету Лукка была разграблена и сожжена.
Норманны проникали в Средиземное море не только через Гибралтарский пролив, который они называли Нервлсунд — норвежский проход, но и по системе европейских рек — Сене, Роне, Луаре. Викинги чувствовали себя в Средиземном море хозяевами. Конунг Родгейр Могучий, завоевав по пути Апулею, Калабрию и множество островов, высадился в Сицилии и захватил на ней власть. Император Священной Римской империи в благодарность за помощь крестоносцам короновал его в 1130 году как первого короля Сицилии и Апулеи под именем Рожера II. Государство это просуществовало до 1302 года.
Однако теплые воды Средиземноморья норманнам почему-то не приглянулись, они все реже заглядывали сюда. Быть может, в их памяти осталась неудача похода 860 года. В то лето флот норманнских кораблей спустился по Днепру и осадил Константинополь. Вместе с викингами в нападении участвовали приднепровские племена. Несмотря на то что в городе не было византийского императора Михаила III, армия Восточной Римской империи без труда расправилась с непрошеными гостями.
Это интересно!
Викинги строили корабли-драккары из крепких пород дерева: липы, ясеня или дуба. Ходили эти корабли на веслах, но часто ставили мачту с парусом. Норманны достигли многого в мореходном искусстве — они уже могли лавировать, ловя нужный ветер, и даже ходить против ветра.
Размеры кораблей колебались от совсем маленьких до огромных — 40—60 метров. В героических сагах об этом ничего не говорится, лишь указывается количество скамеек для гребцов. Конунг Хакон Добрый сделал нормой корабль с 20 скамейками. В «Саге о Сверрире» рассказывается и о больших кораблях — с 30 скамьями. На корабле Кнута Могучего было якобы 60 скамей.
С веслом управлялся один человек, но когда кораблю нужно было увеличить скорость, например, в случае погони, за весло садились и двое, и четверо викингов. Норманны не выделяли гребцов — во время сражения гребцы становились воинами. ПОДВИГИ ХАРАЛЬДА СУРОВОГО
В 1028 году датчане разгромили объединенные шведско - норвежские войска. Норвежский конунг Олав Харальдсон Святой бежал на Русь к великому князю Киевскому Ярославу Мудрому, который недавно женился на шведской принцессе Ингигерд. Позднее Олав попытался вернуть себе престол, но погиб в сражении.
На Руси оказался его младший брат Харальд Суровый. Он приглянулся Ярославу и был назначен воеводой. В 1038 году Ярослав отправил его в Константинополь ко двору императора Михаила IV и императрицы Зои. В те годы византийцы часто нанимали себе в дружину норманнских воинов — варягов. Императрице понравился молодой викинг, и он был принят на службу.
Так Харальд стал византийским военачальником. Осенью он с большой флотилией вышел в Эгейское море для борьбы с пиратами. Его сопровождал византийский адмирал Георгий Маниак.
Харальд и Георгий много спорили. Никто не желал признавать первенство другого. К тому же у них были совершенно разные мнения по поводу способов ведения боя. Кончилось это тем, что их флоты разделились и стали действовать самостоятельно.
Харальд Суровый в поисках славы отправился в Страну Сарацин, как тогда называли северное побережье Африки. Арабы не располагали здесь сильным флотом, поэтому викинги (по крайней мере, так утверждают скандинавские саги) захватили и разграбили 80 городов.
После этого флотилия направилась к Сицилии. Здесь, в Мессинском проливе издавна промышляли местные пираты, которые слыли отчаянными ребятами, не боявшимися вступать в открытый бой даже с сильным противником. Но, прослышав о приближении викингов, мессинские джентльмены удачи сочли за лучшее убраться подальше в море.
Несколько лет Харальд безраздельно хозяйничал в Средиземном море. Следующей целью викингов была Палестина. Все города на их пути сдавались без боя. Склонился к ногам победителей и Иерусалим.
Возвратившись в Константинополь, Харальд узнал, что в Норвегии власть перешла в руки его племянника. Он стал упрашивать императрицу отпустить его на родину. Но Зоя твердила, что варяг необходим ей здесь. Георгий Маниак донес новому императору Михаилу V Калафату, что варяг Харальд обманом присвоил себе всю добычу, а теперь разгуливает по столице и похваляется своими «подвигами».
Донос сделал свое дело — Михаил приказал бросить норманна в тюрьму. Харальда и двух его дружинников поместили в каменный колодец. Викингов поливал дождь и мучил голод, они потеряли надежду на спасение.
На счастье, у одного из варягов была невеста — придворная дама. Узнав, что ее возлюбленный в темнице, она ночью пробралась к башне и спустила вниз веревку. Харальд приказал дружине готовиться к срочному отплытию, а сам устремился во дворец. Обманув стражу, Харальд проник в покои Михаила. Быстро подбежав к постели, викинг выколол императору глаза.
—Убить тебя было бы слишком просто! — сказал Харальд.
Когда он присоединился к своей дружине, за ними уже была снаряжена погоня. Корабли викингов охранялись, поэтому норманны захватили две византийские галеры.
Корабли подошли к бухте Золотой Рог, возле выхода в Черное море. Но перед ними возникла массивная железная цепь. Один конец ее был намертво закреплен на Галатской башне, другой — присоединен к лебедке на противоположном берегу Босфора. На поверхности цепь удерживали деревянные поплавки.
Решение созрело мгновенно. Харальд скомандовал всем перебраться на корму. Нос
галеры задрался вверх. Корабль въехал на цепь, и викинги быстро перебежали к носу судна. Галера Харальда перевалилась и соскользнула в воду. Но второй корабль застрял и переломился пополам. Люди оказались в море, некоторых удалось спасти, другие утонули.
Харальд Суровый добрался до славянских поселений на Днепре. Русичи помогли ему доплыть до Новгорода, где в то время находился Ярослав. Славянский князь приютил своего любимца - варяга и женил его на дочери Елизавете.
Харальд перезимовал в Новгороде, а затем через Ладогу отправился в Швецию и Норвегию. Там в 1048 году он основал город Осло. Погиб Харальд Суровый 26 сентября 1066 года в Британии, в сражении у местечка Стэмфорд -Бридж, в борьбе за английскую корону.
Это интересно!
Норманнские земли были разделены на фюльки. По приказу конунга каждый фюльк должен был выставить определенное количество лучших воинов и кораблей. Если сделать этого было нельзя, фюльк мог откупиться, заплатив деньгами.
Как только норманны замечали незнакомый корабль, на драккарах сразу убирали парус, а палубу покрывали серыми шкурами, под цвет моря.
На борта корабля вывешивались щиты, которые мешали врагу при абордаже. Перед боем корабли выстраивались в одну линию и крепко связывались канатами, подобно тому, как это делали в Древней Греции. Такая «связка» помогала не нарушать строй при волнении и ветре.
Как только корабли сближались, с них кидали абордажные крючья, первым делом стараясь сбить драконью голову на носу. Лучники осыпали вражеское судно градом стрел. Затем завязывался рукопашный бой. Вот как повествует «Сага о Сверрире» о подобной схватке: «Бой шел на носах кораблей, и только те, кто стоял там, могли рубиться мечами, те же, кто находился за ними в средней части корабля, бились копьями. Стоявшие еще дальше метали дротики и остроги. Другие бросали камни и гарпуны, а кто стоял за мачтой, стреляли из лука».
КЛЮЧИ ОТ ВОРОТ ПАРИЖА
Впервые викинги начали беспокоить франкскую империю еще при жизни Карла Великого. Норманны совершали молниеносные грабительские налеты на гарнизоны франков во Фрисландии. Жгли местные деревни, грабили церкви, облагали население высокой данью и быстро исчезали.
Наследники Карла Великого разделили империю франков. Людовик I Благочестивый правил Западной Францией, Карл — Восточной Францией, а Лотарь— Северной Италией. Между братьями не было согласия, наоборот, они враждовали друг с другом. Дьякон Флор из Лиона написал «Жалобу о разделе империи». Он с горечью писал: «Франкская нация блистала в глазах всего мира. Но теперь, придя в упадок, эта великая держава утратила сразу и свой блеск, и наименование империи; вместо государя — маленькие правители, вместо государства — один только кусочек. Общее благо перестало существовать, всякий занимается своими собственными интересами: думают о чем угодно, одного только Бога забыли».
Междоусобная борьба между сыновьями Карла Великого послужила сигналом для вторжения норманнов в пределы французского государства.
В 841 году викинги поднялись вверх по Сене вплоть до Парижа. Через два года они захватили и сожгли торговый город Нант. Пройдя на юг, они захватили островок Нуармутье в устье Лауры, который являлся важным опорным пунктом. Отсюда можно было совершать набеги как на Францию, так и на Испанию. Летом следующего года норманны совершили победоносный поход на Испанию. Взяв по пути Ла-Корунью, викинги достигли берегов Африки и разграбили городок Нокур близ Танжера. Вскоре пала и Севилья — столица испанской провинции Андалусия. Обеспокоенный султан Испанского халифата Абдар-Рахман II немедленно начал мирные переговоры с норманнскими конунгами.
В апреле 858 года норманны взяли в плен аббата Людовика, внука Карла Великого. Чтобы выкупить его, французам пришлось собрать огромный выкуп: 688 фунтов золотом и 3250 фунтов серебром.
В 841 году армия норманнов под предводительством конунга Оскера вторглась в пределы земли франков. Они поднялись вверх по Сене, овладев Руаном, Жюмьежем и Фонтенеллем.
Еще более удачлив был герой норвежских саг Рагнар Лодброг. В 845 году его флот из 120 кораблей подошел к стенам Парижа. Завидев воинственных норманнов, горожане поспешили укрыться в окрестных лесах и болотах. Король Карл Лысый в это время находился в Сен-Дени с немногочисленным войском. Он не решился выступить против викингов, и те на протяжении нескольких дней грабили город. Были опустошены сокровищницы монастырей святой Женевьевы и Сент-Жермен-де-Пре, осквернена гробница Кловиса.
Испугавшийся Карл Лысый предложил викингам в качестве выкупа 7000 серебряных ливров. Предводители норманнского воинства милостиво приняли этот дар, тем более что среди викингов начался мор.
Карл принял норманнов в Сен-Дени. Конунги поклялись королю, что никогда больше не причинят вреда ни ему, ни его земле, и отправились домой. Но быстро забыли о клятве и по дороге грабили и сжигали города и деревни.
Прибыв ко двору датского короля Горрика, Рагнар Лодброг стал похваляться добычей. Он сообщил, что подчинил своей власти государство франков. Рассказы Рагнара воодушевляли молодых викингов, которым не терпелось отправиться в чужие земли, чтобы испытать удачу и вернуться в ореоле славы.
Во Франции пытались обезопаситься от нападения норманнов: возводили оборонительные сооружения, укрепляли монастыри, строили низкие мосты через реки, чтобы не
дать пройти кораблям викингов. Но экономическое положение французов было очень тяжелым. В стране случился неурожай, начался массовый голод.
В дальнейшем пираты сделали своей базой остров Оассель на Сене, откуда они совершали набеги на Париж и другие французские города. Карл Лысый попытался призвать на борьбу с пиратами датских норманнов, пообещав заплатить им за услугу 3000 ливров. Но, как выяснилось, собрать требуемую сумму невозможно, даже если обложить данью все монастыри и аббатства. Норманнам надоело ждать, пока король заплатит им деньги, и в 861 году они отправились в новый поход на французские земли. Здесь они встретились с оассельскими пиратами, которые только что разграбили Париж. Вожди обоих отрядов договорились разделить добычу, поскольку приближалась зима.
Тем временем Карл выплатил обещанную сумму норманнам. Его армия отрезала пиратам путь к возвращению на базу. Начались переговоры, пираты вернули всю добычу и поклялись покинуть страну. Один из их предводителей, Веланд, решил принять христианство. Это было вполне в духе времени — норманны очень часто принимали новую веру и с такой же легкостью снова становились язычниками.
ПЕРВЫЙ ГЕРЦОГ НОРМАНДСКИЙ
Самый значительный поход на Париж был предпринят осенью 885 года. Возглавил его норвежский конунг Роллон. Он обладал исполинским ростом и у себя на родине был прозван Ходоком, потому что ни одна лошадь не могла вынести его. В юности Роллон был лишен наследства и осужден на беспрестанное скитание по чужим землям. Он присоединился к пиратам, отправлявшимся грабить английское побережье. Альфред Великий, увидев, что молодой викинг храбр и отважен, сделал его вождем и отдал ему в вотчину остров Вальхерн. Его последующими подвигами стали опустошение Фрисландии и прибрежной равнины Шельды.
Роллон обратился к северным конунгам с призывом идти на Париж. Встреча армий норманнов произошла в Руане. Французский король Карл Толстый при всем желании не мог организовать должного отпора противнику — он вел войны со своими вассалами в Италии и Германии.
25 ноября норманны взяли замок Понтуаз и находились в предместьях Парижа. Историки утверждали, что у викингов было более 700 кораблей, а армия насчитывала не менее 30 тысяч воинов. Монах Аббон из аббатства Сен-Жермен писал: «Их кораблей было так много, что на протяжении двух миль вниз по течению реки не было видно воды».
Норманны рассчитывали взять столицу франков без боя, как это не раз бывало в прошлом. К их изумлению, город сумел подготовиться к обороне. Сена была загорожена двумя мостами, являя собой непреодолимое препятствие для кораблей викингов. Над каждым мостом, защищая его, возвышалась высокая башня. Французы укрепились на острове Сите и были намерены сражаться до конца.
Конунг Зигфрид командовал передовым отрядом норманнов. Он вступил в переговоры с епископом Гозлином и потребовал убрать запруду, чтобы суда викингов смогли пройти вверх по течению Сены. Гозлин резонно ответил норманну, что призван защищать город всеми средствами и не может исполнить его просьбу.
С восходом солнца начался штурм Парижа. Норманнские разведчики приметили, что строительство башни большого моста еще не закончено. На нее-то и был направлен главный удар. Два дня продолжалась яростная битва. Горожане, священники и солдаты храбро сражались, епископ Гозлин был ранен, но не покинул поле боя. Чудеса отваги демонстрировали граф Эд Парижский и племянник епископа аббат Эбль.
Первый натиск был отбит, норманны отступили. Они разбили лагерь к северу от города и стали строить новые планы. Их вожди вспомнили древнее искусство осады городов. Была сооружена трехэтажная подвижная башня, но приблизиться к стенам Парижа не удалось — защитники города обрушили на захватчиков град стрел. Прикрываясь кожаными щитами, норманны попытались забросать ров перед крепостью землей, деревьями, трупами лошадей. Чтобы сломить дух защитников, викинги закалывали пленников на глазах у обороняющихся, а трупы скидывали в ров.
Штурм башни продолжался. С трех сторон в нее били тяжелые тараны. Несколько кораблей были подожжены и пущены на мосты. Пламя охватило крепость. Вот-вот пожар перекинется на башню и мосты. Епископ Гозлин, подавая пример остальным, отважно бросается тушить огонь. Горожане носят на стены камни, которые метают в горящие корабли.
На следующий день башня все же пала. Разыгравшаяся ночью буря разбила мост, и башня оказалась отрезана от острова Сите. В течение суток 12 защитников башни обороняли ее против целой орды викингов и сдались только после того, как норманны подожгли стены. Французам была обещана жизнь, но как только они бросили оружие, викинги умертвили всех до одного.
Мученическая смерть 12 храбрецов воодушевила парижан, придала стойкости. Среди норманнов начались разногласия. Часть из них, устав от долгой осады, отправилась грабить близлежащие города.
Видя, что силы противника уменьшились, французы осмелились на вылазки. На помощь парижанам пришел Генрих Немецкий, герцог саксонский и французский. Под покровом темноты он напал на норманнов и, пока они не успели опомниться, произвел в стане врага значительные опустошения.
Осада продолжалась. Разразилась эпидемия чумы. Болезнь не щадила ни норманнов, ни французов. Умер епископ Гозлин, а граф Эд отправился к Карлу Толстому за подкреплением. Руководить обороной остался аббат Эбль. Через некоторое время граф Эд возвратился, неся радостную весть, что к Парижу приближается армия короля. Но это было лишь несбывшимся слухом. Передовой отряд Генриха Немецкого попал в засаду и почти весь погиб, смерть настигла и самого герцога.
В июле 886 года, через девять месяцев после начала осады, норманны устремились на решающий штурм. Атака велась одновременно с воды и с суши — с нескольких сторон город был подожжен. Казалось, теперь ничто не сможет спасти Париж. И тут, как повествуют легенды, пламя, охватившее главную башню, как будто раздвоилось и наклонилось к земле. Пораженные норманны увидели на башне огромную фигуру священника, который высоко над головой держал золотой крест. Небесное знамение подняло дух защитников, они вышли из города и обратили норманнов в бегство.
В октябре к Парижу подошел Карл Толстый. Норманны отступили к аббатству Сен-Жермен-де-Пре, опасаясь сражения с хорошо обученным искусству войны противником. Однако Карл, как и его предшественники на французском троне, не отличался смелостью. Он не стал атаковать викингов. Более того, король заплатил им дань — 700 ливров серебром, и позволил безнаказанно уйти, отдав на разграбление Бургундию.
Карл вскоре умер, и борьбу с норманнами возглавил Эд Парижский. 24 июня 888 года в лесах Аргоны он уничтожил около 19 тысяч викингов. После такого поражения нелегко было оправиться, но норманны сумели сплотить остатки разбитого войска. В то лето они сровняли с землей Тур и Верден и вновь дошли до Парижа. Не решившись нападать на крепость, они перенесли свои корабли вверх по течению и подступили к замку Сен-Ло. Гарнизон под начальством епископа Катунского отбил несколько штурмов, но норманны обманом открыли ворота и убили всех защитников замка.
Это был последний крупный успех викингов во Франции. Возвращаясь на родину, они встретились с армией Эда и вновь были разгромлены. Летописи сообщают, что из отряда в 15 тысяч человек на корабли вернулось не более 400.
В Скандинавии началась борьба за престол, закончившаяся тем, что конунг Гарольд Гарфагер подчинил все норманнские земли своей власти. Не пожелавшие признать его своим господином, викинги погрузились на корабли и отправились уже знакомым маршрутом к берегам Франции.
Руанский архиепископ, увидев, что к его городу вновь приближается флотилия норманнов, даже не попытался оборонять крепость. Он вышел к вождю викингов Роллону Ходоку и предложил ему принять ключи от города. Роллон согласился стать правителем здешних земель, а Руан стал центром нового государства викингов. Впоследствии эта местность получила название Нормандия. Здесь находили приют и убежище многие из народов севера, отправленных в изгнанье и покинувших свою родину.
В 911 году власть Роллона над этой частью Франции признал король Карл III Простоватый. В Сен-Клере на реке Эпте Роллон присягнул французскому королю. Во время торжественной церемонии гордый норманн на отрез отказался встать перед Карлом на колено и поцеловать его ногу. Роллон поступил проще — он поднял ногу короля и приблизил к своему лицу. Но сделал он это так неловко, что король упал.
Карл разрешил Роллону завоевать Бретань, тем более, что эта провинция не подчинялась французскому королю. Чтобы породниться с суровым викингом, он выдал замуж за Роллона свою дочь Гизеллу.
Роллон стал первым герцогом Нормандским. Его воины получили земельные наделы и завели свои хозяйства. Многие из них приняли христианство, но часть бывших викингов хранила верность Одину. В короткий срок Нормандия стала одной из богатейших провинций Франции. «БОЖЕ, ИЗБАВЬ НАС ОТ НЕИСТОВСТВА НОРМАННОВ!»
Четыреста лет продолжалось римское владычество в Англии. Порядок в этой удаленной провинции поддерживался силой оружия. Для защиты от нападений северных племен были возведены две огромные стены, перегородившие всю Англию — от моря до моря.
В 410 году римляне были вынуждены возвратиться в Рим, который изнывал под напором варваров. Бретонцы восстановили власть прежних вождей, но между равнинными племенами не было согласия. Камбрийцы и логры постоянно ссорились, этим воспользовались орды горцев-скоттов. Они снесли римские укрепления и обрушились на построенный еще римлянами Лондон. С моря Англии угрожали норманны. Бретонцы призвали на помощь саксов. На протяжении нескольких столетий островитяне довольно успешно отбивались от нападений извне.
В 787 году три неизвестных корабля пристали к восточному берегу Англии. Местный правитель со стражей отправился к ним узнать, кто и зачем пожаловал на его земли. Пришельцы дождались, пока британцы подъедут поближе, напали на них и всех убили. За тем они ограбили окрестные селения, после чего сели на свои корабли и уехали. Так описывают первое появление на Британских островах датских норманнов.
8 июня 793 года викинги высадились на острове Линдисфарн у северовосточного побережья Англии. Они разграбили и сожгли монастырь Святого Кутберта. Разрушение монастыря произвело настоящий шок не только на англичан, но и на соседние народы. Придворный ученый Карла Великого Алкуин даже написал элегию «О разрушении монастыря Линдисфарна».
В 795 году норманны опустошили остров Уайт у южного побережья Британии, а затем напали на ирландский монастырь на острове Айона. Монахи оказали отчаянное сопротивление пришельцам из-за моря, и викинги ушли, несолоно хлебавши. Овладеть неприступным монастырем им удалось лишь спустя семь лет.
В конце VIII века норманны захватили Фарерские, Шетландские, Оркнейские и Гебридские острова у северного побережья Англии. Они изгнали обитавших там кельтов и превратили эти острова в опорную базу для грабительских набегов на Британию.
В 827 году король Уэссекса Экгберт объединил несколько английских и саксонских королевств в одно англосаксонское государство.
В 839 году норвежский предводитель Тургейс во главе большого отряда высадился на побережье Северной Ирландии. За короткое время он подчинил себе значительную часть острова. Тургейс воспользовался тем, что среди местных вождей не было единства, и провозгласил себя верховным правителем ирландцев. Местные жители не желали подчиняться власти новоявленного вождя. Норманны жестоко расправлялись с непокорными. Христианские церкви были разграблены и преданы огню.
Ирландцы заключили с датчанами союз против норвежцев. Перед решающей битвой датчане обещали пожертвовать часть добычи святому Патрику — покровителю Ирландии. В сражении погибло более 7 тысяч норманнов, среди которых было немало представителей знатных родов. Датчане подарили церкви Святого Патрика большой кубок, до краев наполненный золотом и серебром.
Месть норвежцев не заставила себя долго ждать. К берегам Ирландии с большим отрядом подошел Олаф Белый. Решительным штурмом они овладели Дублином. Датчане были изгнаны с острова, а ирландцы обложены большой данью. Викинги, чувствуя себя полновластными хозяевами, грабили население, угоняли в плен мужчин, женщин и детей. Ирландцы продолжали сопротивляться захватчикам, и небезуспешно. В 901 году им даже удалось освободить Дублин. Однако норманны удерживали власть над отдельными ирландскими провинциями еще более двух столетий.
В 836 году викинги разграбили Лондон, а в 851—852 годах они повторили свой поход, прибыв к устью Темзы на 350 кораблях. Набеги на английское побережье превратились для викингов в своеобразные морские вояжи. Они почти не встречали сопротивления со стороны англичан. С той поры в английских церквях стала обязательной молитва, в которой люди просили у Бога избавить их от набегов жестоких норманнов: «Боже, избавь нас от неистовства норманнов!»
С 835 по 865 год ежегодно отряды норманнов высаживались на южном и восточном побережье Англии. Как правило, викинги начинали свои походы ранней весной, лето проводили на захваченных землях, а с наступлением осени отплывали домой. Но начиная с 851 года они стали и зимовать в Англии. С каждым годом норманны продвигались все дальше в глубь британских владений. Им противостояли лишь разрозненные силы англосаксов. Правда, подчас удача улыбалась и англичанам. Однажды они разгромили отряд одного из самых прославленных викингов Рагнара Лодброга, а самого Рагнара пленили и бросили в колодец с ядовитыми змеями.
В 865 году Ивар Бескостный и Хальвдан, сыновья Рагнара Лодброга, во главе большой армии прибыли в Англию, чтобы отомстить за своего отца. Завоеватели разорили внутренние районы страны, а в 866 году овладели Йорком. Восточная Англия оказалась под властью скандинавов. К 874 году датчане контролировали почти всю Англию. Вождь англосаксов Эльфред бежал в леса на западе Англии, он жил в доме рыбака и сам пек себе хлеб. Его бывшие приближенные бежали с острова в Исландию и Галлию.
Со временем Эльфреду удалось сплотить вокруг себя саксонцев, которые ненавидели захватчиков и всей душой желали освобождения родной земли. Предание гласит, что Эльфред, переодевшись музыкантом, проник в стан норманнов и выведал там все нужные ему сведения.
Три дня и три ночи к Эльфреду стекались англичане со всей страны, и вот его армия напала на лагерь норманнов. Битва была долгой и кровопролитной и закончилась победой англичан. До 893 года продержался мир в Британии. Но новые силы норманнов высадились на остров. Их возглавлял Хастинг. Англичане были готовы к борьбе — даже храбрые викинги поражались их отваге и стойкости.
В Европе вождя англосаксов прозвали Альфредом Великим. Действительно, он много сделал для устройства своего государства. При нем датские норманны, переселившиеся в Британию, и англосаксы перестали враждовать и стали жить в мире. Лондон превратился в один из крупнейших европейских городов, в его порту теснилось множество кораблей, как военных, так и торговых.
Альфред Великий разделил Англию на ширы и графства. Он расширял торговлю с другими странами. По его приказу была организована морская экспедиция, которая должна была отыскать северный путь в Индию — вокруг Европы и Азии.
Новый государь, как отмечали летописцы последующих веков, поистине опередил свое время. Он основал Оксфордский университет. Из Рима в Лондон прибывали караваны, груженные книгами. Альфред Великий знал латинский язык, в свободные минуты занимался сочинением стихов.
Это интересно!
После смерти Альфреда Великого в 901 году трон наследовал его сын Эдвард. В 905-924 годах английская армия нанесла несколько поражений войскам датских норманнов. Закончил освобождение Англии от викингов внук Альфреда Эдельстайн. Досталось от него и горским народам, живущим на севере Британии. Как это было и раньше, горцы призвали на помощь норманнов. В 934 году на реке Гумбра состоялось главное сражение англосаксонской и норманнской армий. Победа британцев была безоговорочной. О той битве барды слагали героические поэмы. «Никогда не было большего побоища и убиения на этом острове; никогда не погибло более людей от лезвия меча с того дня, когда саксы и англы пришли с востока по волнам океана, и эти благородные работники войны вступили в Британию, чтобы поселиться властелинами на почве, взрытой мечом!» ЗАВОЕВАНИЕ АНГЛИИ
Датчане, которые осели на британской земле, постепенно перенимали привычки и традиции коренных жителей. Они занимались сельским хозяйством, многие приняли христианство и жили по законам, установленным еще Альфредом Великим. Но в душе своей они надеялись, что с их родины рано или поздно прибудут могучие воины, которые снова завоюют для них эту землю.
В 988 году их мечты сбылись: 7 разбойничьих кораблей норманнов высадили на английские берега огромное число викингов, жаждущих богатства и наживы. Король Этельред был не в силах оборонять Лондон. Он не отличался храбростью и в народе получил прозвище Нерешительный. Этельред решил откупиться от разбойников. Но, как выяснилось, дань, которую обещали платить англосаксы норманнам, только раззадорила «людей моря».
Весной 994 года Лондон увидел у своих стен огромный флот кораблей со страшными драконьими и змеиными головами на носах. Викингов возглавляли Олаф Норвежский и Свен Датский. Как писал средневековый историк, «восемьдесят норманнских кораблей шли, сопровождаемые железом и огнем, их обычными спутниками». Разбойники потребовали 24 тысячи ливров серебром. Этельред счел за лучшее выплатить требуемую сумму. Однако норманны, получив обещанные деньги, и не думали возвращаться домой. Они разъехались по прибрежным английским графствам, сея опустошение, ужас и смерть.
Местные жители, нещадно угнетаемые норманнами, не вытерпели и подняли в 1003 году восстание, на время вытеснив викингов из Англии. Но уже через год норманны явились в Британию с еще большим войском. Огромный корабль предводителя викингов Свена Датского звался «Большим Драконом» — его нос напоминал голову чудовища, а корма заканчивалась закруглением, которое символизировало драконий хвост.
Этот набег напоминал настоящую военную операцию. Высадившись на берег, норманны построились в боевой порядок и двинулись на врага. На битву они шли со знаменем белого цвета, на котором был нарисован ворон с раскрытым клювом.
Везде, где бы ни останавливалась армия завоевателей, от местных жителей требовали подчинения. Крестьяне были обязаны готовить еду для солдат и отдавать лошадей. Когда войско покидало селение, викинги для развлечения убивали всех мужчин в нем.
Король Этельред страшился сражения с норманнами. Его приближенные советовали заплатить норманнам новую дань. Из уст в уста передавался в народе рассказ о подвиге Эльфеджа, епископа Кентерберийского. Норманны захватили его в плен и пообещали дать 3 тысячи ливров, если Эльфедж отправится к Этельреду просить мира и выкупа в 12 тысяч ливров. Эльфедж отказался, ответив гордо: «Я не из тех людей, которые готовы губить христиан для идолопоклонников и отдать вам то, что накопили для своего содержания бедняки, которые находятся под моим пастырским надзором». Норманны, взбешенные дерзостью епископа, насмерть забили Эльфеджа камнями, а труп бросили в реку.
Англичане вынуждены были подчиняться власти норманнов. В 1013 году Этельред бежал в Нормандию, к брату своей жены, который прежде был морским разбойником, а теперь правил целым государством. Вскоре из Англии прибыли послы, которые просили Этельреда вернуться, чтобы постоять за свой народ.
Борьба с норманнами продолжалась. Через два года Этельред умер, и королем стал сын его Эдмунд, который, не в пример отцу, был храбрым и умелым воином. Молодой король отвоевал Лондон и добился мирных переговоров. Было условлено, что границей владений англичан и норманнов станет река Темза.
Но мир продержался недолго. Ранняя смерть Эдмунда стала для норманнов сигналом к новым завоеваниям. Армия датского короля Кнута Могучего — сына Свена — огнем и мечом прошлась по землям англосаксов. Большинство правителей земель предпочитали сдаваться на милость победителей: только так можно было сохранить себе жизнь.
Датчане вели себя на завоеванных землях как хозяева. Они не платили налогов, а, наоборот, получали от 7 до 20 марок серебром от подати, взимаемой их хозяином. Датчанин мог прийти в дом любого англосакса и жить в нем сколько ему заблагорассудится. Без его позволения никто в доме не мог ни присесть, ни приняться за еду. Если кто-либо из англосаксов наносил датчанину увечье или, того хуже, убивал, то он становился отверженным. Его преследовали и загоняли как дикого зверя. Несчастный превращался в «волчью голову» — так называли людей, которых не мог защитить закон. Участь его была незавидна — бежать в горы и жить в пещере, подобно волку.
Вдова Этельреда Эмма жила в Нормандии вместе с двумя сыновьями. Ее брат герцог Ричард, стремясь породниться с грозным королем Кнутом, решил отдать сестру за него замуж. Эмма не возражала. Впоследствии под ее влиянием Кнут принял христианскую веру, его считали покровителем священнослужителей. Он восстановил разрушенные его воинами церкви и монастыри.
С 1031 по 1035 год продолжалось завоевание его армией севера Европы. Он покорил все земли до Эльбы и провозгласил себя королем Англии, Дании и Норвегии.
В 1037 году Кнут Могучий умер. Королева Эмма отправила письмо своему сыну Эльфреду в Нормандию. Он вернулся в Англию, но нарушил границу земель норманнов. Те схватили его, выкололи глаза и убили, как нарушившего мирный договор. Народ взбунтовался, восстание возглавил Годвин Уэссекский. В 1041 году датчане бежали из Британии. Второй сын Этельреда — Эдуард — был помазан на царство в Винчестерской церкви.
Новый король установил закон, по которому саксы и датчане уравнивались в правах, сокращались и непомерные подати с крестьян. Мир, воцарившийся в Англии, стал залогом того, что ни один предводитель разбойников из Норвегии или Дании не осмелится напасть на земли государства, управляемые потомками непобедимого Кнута.
Эдуард оказался нерешительным и слабовольным правителем. Ключевые посты в государстве он раздал датчанам, для которых Англия, по сути, не была родиной. Естественно, простым англичанам это не нравилось. Настроения народа поддерживал герой антинорманнского восстания Годвин, на дочери которого был женат Эдуард. Годвин пытался урезонить зятя, но норманнские военачальники заставили короля развестись. Сам Годвин бежал во Фландрию.
В 1066 году после смерти Эдуарда на английский престол был избран старший сын Годвина Гарольд (на его дочери был женат великий князь Киевский Владимир Мономах). Переменами воспользовался Вильгельм, побочный сын нормандского герцога Роберта. Он предъявил свои претензии на английский трон. Вильгельм утверждал, что несколько лет назад он был в Англии, и король Эдуард в своем завещании назначил его будущим королем Британии. К тому же Гарольд стал королем без благословения церкви, что было против правил.
Огромный флот Вильгельма, состоящий из 400 боевых кораблей и свыше тысячи транспортных, вышел из французского порта Сен-Валери. Армия Вильгельма насчитывала 60 тысяч воинов. 14 октября 1066 года в провинции Суссекс у городка Гастингс состоялась решающая битва между норманнами и англичанами. Англосаксонцы потерпели поражение. Король Гарольд и два его брата были убиты. Лондон сдался без боя — епископы вынесли Вильгельму ключи от города.
25 декабря 1066 года Вильгельм стал королем Англии. В историю он вошел под прозвищем «Завоеватель». Нормандцы, составлявшие основу его войска, не имели ничего общего со своими северными предками — норманнами. Это были уже французские рыцари. Они говорили на странной смеси: французский язык, сдобренный датскими словами. Грамотные писали на латинском языке.
Так получила свое логическое завершение эпоха викингов. Морской разбойник, промышлявший себе на жизнь пиратством, стал правителем могущественного государства. Конечно, и в дальнейшем норманны совершали грабительские походы, наводя страх на прибрежные народы Европы. Но того размаха, которого достигла разбойничья «деятельность» норманнов в У1ПХ1 веках, уже не было. Бывшие пираты становились порядочными людьми. Воины меняли меч на плуг и соху. Предводители пиратов предпочитали забрызганному кровью холщовому плащу атласную королевскую мантию.
Это интересно!
Нормандские Генеральные Штаты отказались давать деньги на поход Вильгельма. Они опасались, что герцог потерпит поражение и Нормандия превратится в провинцию Англии. Но нашлись люди, которые помогли будущему триумфатору. Богач Фитц Оберн снарядил 40 транспортных кораблей. Двоюродный брат Вильгельма граф Фландрский одолжил ему большую сумму денег. Но самое главное — Вильгельм заручился поддержкой Папы Римского Александра II. Папа издал буллу, в которой объявил Вильгельма английским королем, и прислал ему освященное знамя и перстень.
"история пиратства"
__________________
Последний раз редактировалось Forgotten; 16.09.2011 в 05:03.
КАПЕРСКИЕ ПАТЕНТЫ ПРОТИВ ПИРАТОВ В ГОДЫ ПРАВЛЕНИЯ ЕЛИЗАВЕТЫ ТЮДОР
(1558-1603 гг.)
В статье рассматривается одно из важных направлений применения каперов в елизаветинской Англии – борьба c морским разбоем. Автор отмечает, что каперы рассматривались английским правительством, как удобный и дешевый инструмент для установления контроля над морскими сообщениями, доказывая, что малая эффективность полицейских действий последних отходила на второй план в условиях нехватки средств.
Спойлер:
Неконтролируемые действия пиратов всегда наносили серьезный ущерб экономике и престижу государств, ведущих активную морскую торговлю. Английские воды с давних пор сделались прибежищем для морских разбойников, и английские монархи были вынуждены уделять внимание этой проблеме, ведь от стабильности морского сообщения с континентом и налаженного рыболовного промысла зависело благополучие страны. Против пиратов в средние века действовали корабли королевского флота, суда, нанятые на средства королевской казны, либо корабли, принадлежавшие портовым городам и выполнявшие особую «корабельную службу», подобную службе королевских вассалов на суше.
Как отмечала В.В. Штокмар, на первый взгляд меры по борьбе с пиратами проводились в жизнь английским правительством относительно систематически. Но в XVI столетии не существовало специальных постоянно действующих эскадр, выполнявших полицейские функции вблизи английского побережья. Крупномасштабные операции против пиратов предпринимались спорадически и обычно ограничивались отправкой в море небольших эскадр, получавших приказ арестовать или уничтожить пиратов, так как снаряжение боевых кораблей для подобных операций было накладно для английской казны. Впрочем, в XVI в. в Англии, наряду с развитием королевского военно-морского флота, широко распространился каперский промысел. Генрих VIII и его приемники часто использовали каперов для достижения своих внешнеполитических целей. Многочисленный и неплохо вооруженный английский частный флот всегда можно было привлечь на службу и направить против врагов короля, выдавая каперские патенты. Но подобная практика была распространена в основном в годы войны, а патенты выдавались против подданных иностранных государств. Во второй половине XVI в. Елизавета Тюдор прибегла к практике выдачи особых патентов частным лицам для борьбы с пиратами.
Первая робкая попытка сделать морские экспедиции против пиратов самоокупаемыми была предпринята в 1564 г. После завершения англо-французского конфликта 1563-1564 гг., сопровождавшегося массовой выдачей каперских патентов как французским, так и английским правительством, торговое сообщение в проливах отделяющих Британские острова от континентальной Европы и Ирландии было чрезвычайно затруднено. Многие каперы, действовавшие согласно патентам, выданным от имени Елизаветы, присоединялись к многочисленным пиратам, промышлявшим в английских водах, и продолжили свой промысел, несмотря на прекращение официальной каперской войны.
31 июля 1564 г. была обнародована прокламация против пиратов, требовавшая от подданных королевы соблюдать мир с иностранными державами. Дабы обуздать действия морских разбойников, в пролив предполагалось направить боевые корабли, но средств в английской казне катастрофически не хватало. В результате было решено привлечь к операции частных лиц, готовых спонсировать предприятие из своего кармана. Такие люди нашлись среди бывших каперов. Испанский посол в Англии Гусман де Сильва сообщал Филиппу II в донесении от 18 сентября 1564 г., что «для борьбы с пиратами, которые до сих пор наводняют моря, она (королева – Д.М.) решила направить войска и уже назначила тех, кто примет участие в этом... Я вновь напомнил ей, что это необходимо сделать в кротчайший срок и буду напоминать ей до тех пор, пока экспедиция не начнется. Один из тех, кто собирается принять в ней участие, именующий себя Апплеярд, сообщил мне, что это случится в течение 13 или 14 дней». Джон Апплеярд – английский торговец, который совместно с братьями Фробишерами в 1563 г. получил каперский патент с правом действовать против французских католиков. Теперь он, используя свои корабли и экипажи, состоявшие из каперов, должен был выйти в море, чтобы бороться с пиратами. Точно не известно, было ли обещано вознаграждение частным лицам, за свой счет готовившим экспедиции против пиратов в 1564 г., и по этой причине невозможно достоверно определить, являлись ли они чисто каперскими.
Как отмечал Д. Макдермотт, атаки на испанские и нидерландские корабли начинали оказывать серьезное негативное влияние на внешнюю политику королевы. Рассчитывая навести порядок в английских водах и укрепить восстановленные к началу 1565 г. союзнические отношения с Испанией, английское правительство приступило к проведению комплекса мер по борьбе с пиратством. Чтобы усилить контроль над побережьем, осенью 1565 г. во все порты были направлены королевские чиновники. В конце сентября 1564 г. Елизавета отдала распоряжение одному из своих доверенных лиц – сэру Питеру Керью: поскольку побережье Девоншира, Корнуолла и Ирландское море по многочисленным сообщениям стали прибежищем для пиратов, она желала, чтобы он тайно подготовил экспедицию и как можно скорее очистил от них море. Королева разрешала ему действовать по собственному усмотрению. При этом денег Елизавета не предоставляла, сэр Керью и его люди оплачивали все самостоятельно и могли распоряжаться конфискованной добычей. Таким образом, экспедицию сэра Керью можно по праву считать королевской каперской операцией. Он как доверенное лицо королевы набирал за свой счет экипаж и готовил корабли. Окупить затраты участники предприятия могли за счет захваченной добычи. К сожалению, мы не имеем информации о кораблях сэра Керью. Вероятнее всего, он использовал корабли королевского флота, содержание которых на время проведения экспедиции оплачивал сам.
Сэр Керью с большим рвением принялся за дело, сумев собрать команду в 246 человек, некоторые из которых являлись бывшими каперами. Весной 1565 г. он с тремя кораблями вышел в море, экспедиции сопутствовал успех. В апреле у ирландского побережья удалось освободить фламандский корабль. Затем сэр Керью внезапно атаковал укрывавшихся на ирландском побережье главарей пиратов Хейдена, Лисингема и Корбета, которых задержал или уничтожил. Таким образом, благодаря активным мерам английского правительства во второй половине 60-х гг. удалось взять под контроль морское сообщение у английского побережья.
Ситуация в районе Ла-Манша в очередной раз обострилась в 1568-1572 гг., когда английское правительство оказалось вовлечено в каперскую войну, развязанную гугенотами и морскими гезами против кораблей французских, испанских и фламандских католиков. В результате начавшейся каперской войны были прекращены торговые и дипломатические отношения с Испанией и Португалией. Действия протестантских каперов вызывали неоднократно высказывавшееся возмущение со стороны английских торговцев. Английские грузы нередко перевозились на французских и испанских кораблях, подвергавшихся атакам. Все это негативно отражалось на состоянии английской экономики. Кроме того, в английских водах с началом каперской войны активизировались и обычные пираты, не имевшие патентов и грабившие всех без разбора.
27 апреля 1569 г. была издана прокламация «Об усмирении пиратов и грабителей для сохранения торговли в море». Новая антипиратская прокламация была издана 4 августа того же года. В документе содержалось требование к чиновникам задерживать в портах все вооруженные корабли, не имевшие каперского патента. В мае 1570 г. появилась очередная прокламация о борьбе с пиратами и о порядке продажи товаров, которые были захвачены последними. Таким образом, была подготовлена законодательная база для выдачи патентов против пиратов.
В октябре 1571 г. английское правительство приняло решение об освобождении наиболее удачливых каперов, находившихся в тюремном заключении. Известному пирату и каперу Мартину Фробишеру, освобожденному из тюрьмы, было поручено возглавить небольшую эскадру из 3 кораблей, подготовленную за счет частных средств для борьбы с пиратами. Как и в прошлые годы, основу экипажей, призванных бороться с морским разбоем составили сами каперы. Впрочем, в отличие от операции сэра Питера Керью, действия Фробишера оказались безрезультатными. Пираты узнавали о его приближении заблаговременно, да и сам он не проявлял должной инициативы.
К ноябрю 1571 г. было выдано несколько патентов, разрешавших частным лицам бороться с контрабандой и пиратами в английских водах. Помимо Фробишера их получили Уильям Хокинс, Уильям Уинтер младший и Томас Прайден. Как отмечал Д. Макдермотт, английский военно-морской флот в этот период был неспособен эффективно выполнять полицейские функции. Королева была вынуждена в борьбе с морским разбоем полагаться на английских каперов.
В начале 1572 г. королева разрешила лорду-адмиралу самостоятельно выдавать патенты для борьбы с пиратами. Впрочем, использование английских каперов, боровшихся с контрабандой и морским разбоем, не смогло значительно улучшить ситуацию. Основным результатом их действий стало значительное обострение отношений с французскими каперами и морскими гезами Вильгельма де ла Марка. Справиться с морским разбоем в английских водах удалось только после изгнания иностранных каперов из английских портов и выхода в море боевых кораблей королевского флота. Благодаря подобным мерам английского правительства каперскую и пиратскую активность англичан удалось перенаправить из английских вод в Атлантику. Вплоть до начала англо-испанской войны в 1585 г. мы не встречаем свидетельств выдачи каперских патентов против пиратов. Для борьбы с морским разбоем в эти годы в портовые города предпочитали направлять специальные комиссии, следившие за исполнением королевских распоряжений, а также использовали корабли королевского флота для борьбы с пиратами в море.
Как известно, роль каперов в годы англо-испанской войны 1585-1604 гг. была первостепенной, большинство военно-морских операций проходило при их участии. При этом удаленность регионов, где промышляли английские каперы, их многочисленность и коррумпированность английских чиновников, связанных с ними, делали контроль над каперами в условиях продолжительной англо-испанской войны затруднительным. Это позволяло английским каперам, нарушая английское каперское законодательство, атаковать нейтральные торговые суда. Чтобы предотвратить подобные действия, негативно сказывавшиеся на внешнеполитическом положении Англии, необходимо было обеспечить английское военное присутствие в регионах, страдавших от действий английских подданных. Учитывая относительно небольшую численность королевского военно-морского флота и постоянную угрозу испанского вторжения, с этой целью не редко использовали специальные эскадры английских каперов, на которых возлагалась обязанность следить за порядком в отдаленных районах, пресекая незаконные действия своих соотечественников на море.
Подобные полицейские экспедиции в средиземноморский регион, особо страдавший от незаконных действий английских каперов на рубеже XVI-XVII вв., спонсировали государственный секретарь Роберт Сесил и лорд-адмирал Ховард. Первая экспедиция под командованием капитана Джона Троутона состоялась в 1600-1601 гг. Вторая, под командованием капитана Чарльза Ли, состоялась в 1601-1602 гг. Официальной целью обоих предприятий был арест английских пиратов и каперов, нарушавших английское законодательство. Но помимо этого, капитаны обоих экспедиций имели на руках каперские патенты, позволявшие им нападать на испанцев. В результате, охоте за пиратами они предпочли более безопасный каперский промысел. Захватив корабли с ценным грузом, они вернулись в Англию.
Слабость флота и финансовые проблемы вынуждали английских монархов прибегать к помощи каперов, и Елизавета Тюдор только продолжала линию поведения своих предшественников. При этом, в годы правления Елизаветы каперы целенаправленно использовались как для борьбы с внешней угрозой, так и внутренней, в лице морских разбойников, не подчинявшихся распоряжениям английского правительства. Каперские экспедиции против пиратов не требовали от елизаветинского правительства больших затрат, но зачастую были малоэффективны. Впрочем, как показали действия сэра Питера Керью, эффективность каперов зависела от подготовленности и мотивировки офицеров, возглавлявших такие экспедиции.
Буканьеры
Буканьер (от фр.— boucanier) — это не профессиональный моряк, а охотник на одичавших коров и свиней на Больших Антильских островах (прежде всего на Гаити). Если буканьеров часто путают с пиратами, то это лишь потому, что англичане во второй половине XVII века нередко называли флибустьеров buccaneers («буканирами»). Буканьеры получили свое название от слова «букан» — решетки из сырого зеленого дерева, на которой они коптили мясо, долго не портившееся в условиях тропиков (мясо, приготовленное таким манером, также часто называли «букан»). А в шкурах животных они выпаривали на солнце морскую воду и таким способом добывали соль.
Голландские, французские и английские суда часто заходили в заливы острова Эспаньола (нынешнее название — Гаити), на берегах которых жили буканьеры, чтобы выменять их букан и шкуры на ружья, порох и ром. Поскольку Сен-Доменг (французское название острова Гаити), где проживали буканьеры, был испанским островом, то хозяева не собирались мириться с несанкционированными поселенцами, и часто нападали на них. Однако, в отличие от местных индейцев араваков, которых испанцы полностью истребили за сто лет до этого, буканьеры были куда более грозными бойцами. Ими была выведена особая порода больших охотничьих собак, которая могла загрызть несколько испанских, а их ружья имели такой большой калибр, что могли одним выстрелом остановить бегущего быка. К тому же буканьеры были людьми вольными и смелыми, всегда отвечавшими нападением за нападение, и не только на суше. Вооруженные ружьем (4 фута), тесаком, двумя или более пистолетами и ножом, на утлых лодках и каноэ они бесстрашно нападали на испанские корабли и поселения.
Свои особенные модели ружей большого калибра буканьеры заказывали себе во Франции. Управлялись они с ними весьма ловко, быстро перезаряжая и производя по три выстрела, в то время как солдат колониальной армии делал только один. Порох у буканьеров также был особенный. Его делали на заказ только во французском Шербуре, где для этого были построены специальные фабрики. Этот порох так и назывался «poudre de boucanier». Буканьеры хранили его во флягах, сделанных из тыкв, или в трубках из бамбука, залепленных с обоих концов воском. Если в такую тыкву вставить фитиль, то получалась примитивная граната.
Последний раз редактировалось ТАНАТ; 24.10.2011 в 02:21.
Дважды в день по паркетному глянцу лондонской Национальной галереи проходит престарелый служитель с обрюзгшим лицом в седых бакенбардах. Не очень пыльная работа у старого Боба Виндейла: всего-то стереть пыль с золоченых рам старинных портретов. Дважды в день у одного и того же из многих портретов Боб задерживается дольше, а, уходя, произносит короткую фразу: "Проклятые чинуши!"
Я, капитан Вудс Роджерс, с Бобом полностью согласен. Под этим портретом латунь шурупов держит бронзу таблички с витиеватой надписью "Уильям Дампир - пират и гидрограф". Проклятые чинуши! Пиратом Вилли не был никогда. Он был буканьером и приватиром и всегда оставался преданным Короне и ее королеве. Пират же тот, кто не видит различия флагов и грабит соотечественников наравне
с чужаками: "У нас есть все, кроме денег, совести, родины и флага!" Вилли никогда не хотелось спорить с виселицей, на которую за пиратство можно угодить под флагом любых колеров. Нельзя Дампира назвать и гидрографом...
Старость отворила вселенской совести новую дверь: она позволила ей
погостить и во мне. И пока моя строптивая натура терпит капризную квартирантку, я, капитан Вудс Роджерс, хочу исповедаться миру в моем грехе перед Вилли и Богом.
...Вечный должник десятка кредиторов, мелкий земельный арендатор Дуглас Дампир из деревушки Ист-Крокер, которая въелась в земли графства Соммерсетшир, ни за что на свете не оставил бы своих детей так рано, если бы знал, что одного из его сыновей узнает весь Старый и Новый Свет. Именем одного из его четырех драчунов Провидение будет до икоты пугать испанские колонии. Увы, несчастный бедняк умер, когда этому парню, единственному из семьи Дампиров, которого коснулась своим крылом Фортуна, исполнилось всего семь лет.
Дуглас Дампир умер не распрямившись, не расставшись со своею сутулостью даже в иссохшем дубовом гробу. Умер, не ведая иных мест, кроме старого и унылого Ист-Крокера, зная только промозглые туманы, стужу и голод. Умер, насквозь пропитавшись запахом соммерсетширских отар туповатых и флегматичных мериносов.
После смерти отца Уильямом управляло то, что в последствии применительно к нему было названо "удовлетворением рано развившейся страсти видеть мир".
"Ландскнехт" - "слуга земли", а что такое "лесоруб" - это вы, читатель,
знаете. Так вот, Дампир приобрел опыт ландскнехта и авантюриста-лесоруба, повидал Яву, Ямайку, Британский Гондурас и неласковые воды Ньюфаундленда. Он огорчил своего воспитателя полковника Хеляра характеристикой, полученной от бывшего однополчанина Хеляра, у которого Уильяму довелось работать надсмотрщиком на сахарных плантациях Ямайки (управляющий написал воспитателю
нового надсмотрщика:"Дампир - человек, несклонный долго задерживаться на месте"). И после всего этого Дампир вдруг вернулся в добрую старую Англию. Он вернулся с прелестным трофеем - с рыжеволосой и зеленоглазой чертовкой Юдифь. Его возвращение прибавило матронам Ист-Крокера уверенности в их собственном семейном лидерстве:"Уж если эта сопливая девчонка скрутила столь
отпетого бродягу, то я моего вахлакa..."
Ради Юдифь Дампир решился на приобретение земельного участка, на обзаведение собственным поместьем и даже на женитьбу. Последнему он более всего удивлялся и тогда, и впоследствии.
Однажды Уильям - во время мертвого штиля в Саргассовом болоте - поведал мне о том, что послужило причиной их разрыва. Дело в том, что еще в возрасте неполных девятнадцати лет, коротая дни и ночи в доспехах и в вооружении солдата ямайских гарнизонных караулов, Дампир стал вести дневники. Юдифь как-то раз допустила непоправимую оплошность: швырнула дневник супруга в
пылающий камин. При этом она имела наивность кокетливо осведомиться:
- Уж не любишь ли ты свою писанину больше, чем меня? Иди ко мне, мой великан!
Дампир тогда кое-как совладал со своим гневом и откликнулся на зов. Вообще, перечить Юдифь было трудно, ибо спорят с силой, а не с красотой. Он пришел к ней на всю их последнюю ночь. Утром Дампир склонился над спящей женой для прощального поцелуя. Не успевшая отдохнуть Юдифь сонно спросила:
- Ты куда, дорогой?
- На Тортугу.
- Только ненадолго, мой хороший. Там такие распутные женщины...
Юдифь тут же уснула, а Уильям забросил за спину тощую котомку с парой пистолетов и отворил дверь в утреннюю сырость Ист-Крокера, с которым ему предстояло попрощаться еще один раз.
Чертовку-Юдифь, как мне кажется, Дампир все-таки любил. Много лет спустя на нашей базе на острове Горгоны он так сказал мне о своем бегстве от спящей рыжей женщины:
- Да я и сам тогда вовсе не хотел писать: для этого мне было слишком
хорошо. А раз так, то что путного можно было написать? Зато теперь я пишу длинно и много...
Без тех шести коротких месяцев их супружеской жизни Дампир вел свой дневник сорок четыре года кряду. До самой смерти перед вечерней молитвой он садился за стол или брал на колени тетрадь роттердамской бумаги и открывал ее тяжелый кожаный переплет...
Итак, в октябре 1679 года, когда наиболее романтические умы мира еще не помутились дурманом термидорианского календаря и никакие жестокие теории еще не соблазняли личность поступиться своим счастьем ради иллюзорного рационального социума, Уильям Дампир на борту почтовой шхуны прибыл к вратам столицы морской вольницы - в веселую и шумную Тортугу. И будь я проклят потрохами всех на свете кашалотов, если спич ядовитого Коули, в котором он представил мне Дампира в тортугской таверне "Хромой Альбатрос", не предвещал того, что в итоге заставило меня засесть за эти объяснения!..
- Мы с Вилли пренебрегли Святыми Валентинами и покрутили шашни с нашими туземными мадоннами. В трюмах у нас тогда скучали три десятка страстных черных прелестей с Берега Слоновой Кости. Эта интрижка вызвала ужасный шторм, который отогнал нас почти к шестидесятому градусу южной широты.
Только там, среди айсбергов у Южных Сандвичевых, мы немного остыли и, вылив на вконец отупевшие головы штурвальных по мере забортной воды, велели им почаще глядеть на картушку компаса и держаться более северных румбов...
До своего увлечения буканьерством Коули зарабатывал на хлеб в Кембриджском университете, где он горбатился магистром искусств. Были у Дампира и другие не менее интересные знакомства. Например, он обратил внимание на известного Джона Кокса, который мог, не поморщившись, вырезать целую индейскую деревню, а затем со слезой на щеке исполнить на лютне мелодичную ирландскую балладу.
Я могу с абсолютной точностью назвать час, когда у Дампира испортился характер. Это был час кончины его его любимца Джоули - цветного мальчишки-раба, которого Дампир за плату демонстрировал в балаганах паноптикумов лондонского Сохо после двенадцати лет своих кругосветных скитаний. Из этих странствий Уильям привез две ценности: дневник путешествий, который Дампир, как и во время походов по сельве, хранил в бамбуковом цилиндре, и этот татуированный с головы до ног мальчишка, о котором в афишах
писали, что он - "знаменитый раскрашенный принц". Сорванец скончался через месяц после прибытия в Лондон и оставил Дампира безо всяких средств к существованию. Дампир призадумался и решил разменять на фунты стерлингов и второе сокровище.
Издатель Нептон сразу смекнул, чего может стоить рассказ буканьера о кругосветном путешествии.
В первый день наборный цех стоял: рабочие не польстились даже на премиальные и до поздней ночи слушали школяра-чтеца, легче остальных разбиравшего летящий почерк Уильяма Дампира. В типографии Нептона кашляли мушкеты, рвалась картечь, свирепый зюйд рвал заледеневшие снасти, тигр с зашитой пастью,
которому так поразился и которого так пожалел Дампир в далеком Сингапуре, поочередно сражался с пятьюдесятью боевыми слонами, на печатные машины- мастодонты садились тропические птицы всех цветов радуги, а свирепые вожди кровожадных племен стучали наконечниками копий в тусклые решетчатые витражи
покрытых свинцовой пылью окон старой типографии. Через несколько дней пять тысяч этих феерических миров, уже вшитых в перплеты, мальчишки-книгоноши снесли в магазины и лавки Лондона. И в тот же вечер пять тысяч семей, живущих в сердце той Империи, над землями которой никогда не заходило солнце, клялись завтра же рассказать о новой книге всем своим знакомым... Поверьте, десять процентов за переиздание "Нового путешествия вокруг света" обеспечили скряге-Нептону весьма сытую и беззаботную старость. Это говорю вам я, капитан Вудс Роджерс.
И все-таки даже такого триумфа Дампиру было мало. Он с сожалением вспоминал те ускользнувшие возможности изведать и описать еще более потрясающие приключения и божился, что в следующем плаваньи он наверстает упущенное. В самом деле, зачем было торопиться с подавлением бунта на подходе к Гуаму, когда матросы решили продолжить путешествие, подкрепляясь мясом своих
офицеров. С расправой стоило повременить, и тогда описание тихоокеанского траверса могло бы получиться гораздо более эффектным.
А как можно было бы украсить случай с его высадкой на один из островов Никобарского архипелага!.. Разумеется, украсить вначале не на бумаге, а в жизни, ибо разве можно с совершенной достоверностью описать то, чего не было в реальности, то, что создано фантазией не Фортуны, а ее раба. О, тем топором, который Дампир выменял у аборигенов на каноэ, можно было бы добыть себе джонку шамана!..
Теперь Дампир не жалел о плаваньи, в один из дней которого он записал в своем дневнике:"Меня достаточно утомила эта сумасшедшая команда..." Тогда он собирался даже бежать с корабля. Впрочем, чтобы отдать должное Истине, следует процитировать и следующую фразу дневника:"Однако, чем дольше мы будем плыть, тем больше знания и опыта я получу, что есть моей главной задачей..."
На Дампира снизошла известность. Сам сэр Джонатан Свифт увидел в Вилли прототип капитана Покока, с которым вскоре "вышел в плаванье" Гулливер: "Этот капитан был славный малый, но отличался некоторым упрямством в своих мнениях, и этот недостаток погубил его..." Хотя, как думаю я, капитан Вудс Роджерс, Дампира погубил отнюдь не этот недостаток. Его погубила даже не страсть видеть и описывать мир. Дампира погубило желание сочинять и списывать со своей биографии книги.
Успех и особенно утверждение действительным членом Британского Королевского научного общества позволили Уильяму окрутить Адмиралтейство и его первого лорда. Впрочем, говорят, и сам Колумб изрядно поводил за нос и Фердинанда, и Изабеллу (короля Арагона и королеву Кастилии), когда обещал им заокеанские сокровища. На самом деле, Христофору хотелось просто найти и увидеть что-то
новое. Дампир же убедил первого лорда Адмиралтейства графа Оксфорда, что Великобритании необходима экспедиция к берегам Новой Голландии. Граф собственноручно составил и подал Королеве характеристику кандидата на капитанский патент предприятия: "Дампир - опытный кормчий. С одинаковым совершенством он владеет астролябией, секстантом, парусами, бомбардами, пистолетом и саблей..." О, если бы Ее Величество знали, что на уме у протеже Оксфорда! Лишь после гибели "Косули" и окончания ее экспедиции
Адмиралтейство поняло, что компания снобов Королевского флота - среда, остро враждебная характеру Дампира, никогда не грешившему почтением к наибольшей глупости, которой только способен служить человек - дисциплине.
В буканьерских экипажах каждый член команды повиновался только капитану и на верность ему целовал Святую Библию. Но как странно подчиняться нелепым уставам, авторы которых со своими клистирами, пьявками и грелками остались на таких далеких теперь берегах!.. За приверженность уставам и склочный характер Дампир избил тростью и заковал в кандалы своего первого помощника Джорджа Фишера и по возвращении в туманный Альбион поплатился за это крупным штрафом и судейским приговором, который гласил: "Капитан Дампир - не тот человек, который может быть использован как командир какого-либо корабля флота Ее Величества". Опять оставшись без гроша, Дампир не огорчился: теперь он знал, как делать береговую часть своей жизни. В этом плаваньи он "сочинил" такие приключения, что ... что спустя пару месяцев после возвращения новый лорд Адмиралтейства принц Георг
Датский в связи с выходом в свет новой книги Дампира -"Путешествие в Новую Голландию" - представил автора самой Ее Величеству королеве Великобритании.
В следующем плаваньи с Дампиром был уже и я, капитан Вудс Роджерс, а тогда - еще совсем зеленый штурманенок. Начало было в Лондоне.
Я увидел его во второй раз, впервые после встречи на Тортуге. Там, среди толпы буканьеров,поражавших блеском золота и серебра, которые сияли повсюду: на груди в виде массивных блях, в виде браслетов и колец на руках, среди толпы, которая бряцала богатейшим оружием, достойным самого знатного идальго, в море платков от общих потаскух-возлюбленных, среди покрытых романтическими шрамами и обезображенных жестокими увечьями абордажных рыцарей, там Дампир
показался мне несколько чопорным и даже вызывающе изысканным. Но тут, на людной набережной старушки-Темзы, Дампир удивлял обывателей обратным: простой фетровой шляпой, суконным потертым камзолом и видавшими виды башмаками, которые совершенно не вязались с его уже общеизвестным имиджем. Правда, из-под его
шляпы, достойной скотовода из северных провинций, во встречных впивались холодные, чуть насмешливые и пытливые глаза. Именно эти глаза тысячи моих сограждан так боятся увидеть в потемках какой-нибудь сырой и зловонной припортовой подворотни.
Если учесть. что теперь Дампир командовал 200-тонным "Сент-Джорджем", купленным в самом начале войны за наследство развалившейся испанской империи жирным бристольским купцом Томасом Эсткорутом; если учесть, что теперь в распоряжении
Уильяма были 26 тяжелых пушек и десять дюжин отборных головорезов со всех концов света, то легко было поверить, что теперь от имени, от славы и от новой экспедиции Дампира испанцы станут шарахаться не только в темных подворотнях тропических архипелагов, но и там, где их неуклюжим громадам (галионам и галеасам) развернуться значительно легче: на площадях великих океанов, озаренных фонарями бессмертных небесных светил.
Зато с выходом в море Вилли приоделся. Он знал, что если отрепья для
сошедшего на берег моряка - своеобразный шик, то с капитанского мостика лучше слышен голос того, кто закован в позолоченные латы, из-под которых видны брабантские кружева воротника, дорогие чулки и ботфорты из самых лучших кож.
К тому времени Дампир во флибустьерских жизни и профессии успел
изведать все. Люди с его жизненным опытом, рассказывая о своих похождениях и отвечая на упреки маловерных в недостатке правдоподобия, обычно отвечают: "Салага ты! Я видел столько, что мне и врать не надо!" Но до сих пор Дампир не видел двух явлений - взятия богатого города и победы над манильским галионом. Этого настолько недоставало в его книгах, что команда скоро начала роптать : "Сент-Джордж" стал охотиться только за этими целями. Для таких дел нужна особая удача, а пока галионы проходили где-то в стороне, а богатые города оказывались нашпигованными испанской артиллерией.
Да, команда предпочла бы более скромную, но более надежную добычу. И вот однажды первый помошник капитана Хаксфорд решился высказать все претензии. Это стало продолжением его регулярных ссор с представителем судовладельца Морганом, с которым Дампира связывало общее буканьерское прошлое. Хаксфорд успел раззадорить матросов на бунт. "Мы - приватиры,- заявлял подстрекатель. -
Наше дело - грабить, а не гоняться за призраком плавающей испанской казны".
Дело было 22 июля 1701 года. Сахара плавилась в тысяче миль от нашей короткой стоянки (мы задержались на траверзе Островов Зеленого Мыса), но дыхание пустыни - трепетный пламенный сирокко - все норовил развернуть наш "Сент-Джордж", мерно приседающий с зарифленными парусами на океанских качелях, лагом к своим обжигающим струям. Мы с Дампиром стояли на юте, опираясь на горячий растрескавшийся дуб резного планширя.Оба имели при себе по сабле и по паре пистолетов, и их раскаленная сталь жгла наши бедра. Дампир был черен от тропического солнца и злости.
Вся команда глядела на шлюпку, которую капризный сирокко уносил от "Сент- Джорджа" все дальше в океан, неуправляемый, брошенный
на волю волн челн уставшего Харона. Шлюпка везла в иной мир Хаксфорда - приговоренного заговорщика, снабженного лишь пятипинтовым анкерком гнилой воды.
- Вилли, - послышался голос новоиспеченного первого помошника Боба Виндейла,- а не поставить ли нам стакселя?
Виндейл, еще вчера на баке запросто окликаемый "Боб Мятая Корма" и с которого я начал мой настоящий рассказ, решил, вероятно, продемонстрировать свою хватку навигатора: стакселя он хотел поставить для того, чтобы развернуть "Сент-Джордж" кормою к ветру и тем несколько уменьшить бортовую качку.
Дампир развернулся, и я понял, что Хаксфорд мог бы быть рад тому, что ему не довелось отведать капитанских кулаков... Кстати, его через неделю, как оказалось впоследствии, подобрали португальцы, а еще через месяц он стал на вечную стоянку у ограды монастыря Санта-Лючии. Да, так вот, покончив с молниеносной экзекуцией, на которую ошеломленно пучила глаза вся команда, Уильям спросил у Виндейла:
- Теперь ты вспомнил, как надо обращаться к капитану?
- Сэр,..- выдохнул Боб одними губами и уронил свое тело на палубу.
Тогда никто не мог представить, что на исходе жизни Мятая Корма будет с большой любовью и дважды в день вытирать пыль с рамы капитанского портрета... С бака послышался ропот, а затем возмущенные выкрики. У нас на юте из кают поднялись и стали рядом с нами до зубов вооруженные офицеры.
...Вечером в кают-компании Дампир выглядел несколько уставшим. Те самые брабантские кружева его воротника, которые утром сияли с мостика крахмальной белизной, теперь были забрызганы кровью. Конечно, чужой, поскольку Уильям всегда был непревзойденным фехтовальщиком. Мне казалось, что, утолив свою жажду и печаль вином, капитан сегодня уже не сядет за дневник и не опустит орлиное
перо в чернильницу с синеватым соком каракатиц, которых ему наловили в Сенегальском эстуарии перехваченные у Сэма Флиндерса черные невольники с Каморских островов. Но я ошибся. Когда ночью меня разбудил выстрел...
Подавив бунт, Дампир велел матросам привязать их предводителя Гарри на якорь.
Они не любили друг друга. Причиной этого был конфликт из-за трубки
Дьявола Кидда. Одноглазый Гарри, получив на Тортуге страховку Берегового Братства за желтый глаз, потерянный в бою, отдал все золото за трубку, которая, по уверениям купца, принадлежала знаменитому Кидду. Увидев накануне свалки Гарри с курящейся трубкой, которая не имела покрышки, Дампир пообещал, что
в следующий раз он выкинет трубку за борт, а Гарри привяжет на якорь. Но Гарри уже успел вообразить себя новоявленным Киддом, и можно не сомневаться, что бунт он поднял не из-за солидарности с Хаксфордом, с которым был тоже не в ладу, а просто за право свободно курить трубку, угрожавшую огнем кораблю. Теперь трубку
курили кальмары, а Гарри... О, когда тебя раздевают и изогнутого дугой привязывают к лапам якоря и когда волна час, два, сутки, двое лижет и бьет тебя по ляжкам и заднице, тогда тело постепенно мертвеет, и уже при его полной нечувствительности к боли мясо начинает кусками падать в океан...
Когда ночью после бунта раздался этот выстрел. я выскочил из каюты и постучал вкапитанскую каюту. Дампир тотчас ответил:
-Вудс, заходи! - он сидел за столом, склонившись над своим дневником, и прежде, чем ответить мне, неторопливо дописал строку: - Нет, Роджерс, это не очередная заварушка. Это кто-то из наших сердобольных пай-мальчиков взял мушкет и из жалости раскроил Гарри череп. Если не веришь, пойди, погляди.
Со шпагой в одной руке и с кинжалом в другой я выскользнул на палубу. Она была пуста. Я пробрался на бак и заглянул за фальшборт. Тело Гарри безжизненно обвисло, а волна заботливо смывала кровь из огромной дыры во лбу. Волна делала это с заботливостью пожилой сестры-бернардинки, и можно было подумать, что она сейчас наложит и корпию... Я в молитве поднял глаза к небу, и оно показало мне Южный Крест.
- Нет, Вудс,- сказал мне Дампир, когда я с докладом вернулся к нему. - Я не очень жестокий. Хаксфорда мне даже жаль. Не стоило заставлять его мучиться. Как офицер, он вполне заслуживал пули на доске, продетой в клюз... Что-то, Вудс, устал я от моря...
Но это было не так, он устал не от моря. Тут была иная закавыка. Море
и документальность его жизни сковывали перо Дампира-писателя. От всего пережитого очень нелегко уйти. Потому, вероятно, столь занудливы мемуары адмиралов. Чем ярче была реальная жизнь, тем труднее измыслить жизнь , которая не уступала бы той реальности...
Я опасаюсь, что мои копания в странностях Дампира читатель может воспринять как попытку хоть частично компенсировать мою вину перед этим человеком. Мол, поглядите, по крайней мере, плох не только я... Поэтому вернусь к тому, с чего я начал: к моему греху перед этим, если не великим, то весьма незаурядным человеком.
Вы, конечно, знаете, кем был и кем стал для мира пресловутый Александр Селкирк.
Он, прототип Робинзона Крузо, выписанного Даниэлем Дэфо, на остров Хуан- Фернандес сошел с галеры, шедшей в эскадре с дампировым "Сент-Джорджем", а через четыре года был подобран на борт моего "Герцога". Да, мне довелось знаться со сплошными прототипами: из Дампира Свифт вылепил Покока, из Селкирка Дефо выпестал Робинзона, только я всегда делал из себя только себя самого...
Кстати, не верьте тем, кто говорит, будто квартирмейстер Селкирк был высажен на Хуан-Фернандес насильно. Нет, обидившись за что-то на капитана своей галеры Стрейдлинга, этот избалованный парень сам решил сойти на необжитый берег. И Хуан-Фернандес он тоже выбрал сам. Надеялся, что его подберет Дампир, шедший на "Сент-Джордже" вослед за галерой? Шут его знает... Но к дьяволу этого Селкирка! Он пробежал между мною и Вилли, как черная кошка!
Став капитаном "Герцога", я решил последовать примеру Дампира: я стал вести дневник и по возвращении надеялся увековечить имя Вудса Роджерса на скрижалях великой британской литературы. Поначалу сам Дампир давал мне кое-какие рекомендации, а над тем, что я стану
его конкурентом, он по-стариковски и вполне добродушно смеялся. Уильям знал себе цену и был уверен, что сумеет написать роман, который не залежится на развалах торговцев книгами. Тем более (и я подчеркиваю это), теперь он писал не отчет об очередной экспедиции, а именно роман."Море. И в нем - море крови. Пираты, королевский флот, щорох парусов и треск лифов обворожительных пленниц, и золото, проклятое золото!.. О, я подразню пуританскую старую Англию!.."- так говорил он о своей затее сам.
Но стоило нам принять на борт Селкирка, как началась наша слежка друг за другом. Кто бы мог подумать, что корсары могут ревновать друзей к ... теме! Дампир, более, чем я, искушенный в литературных делах, действовал, как заправский пройдоха-журналист (о, как я ненавижу этих борзописцев за их псиную преданность государственным идолам!..) Дампир затаскивал Селкирка в свою
каюту, как следует накачивал его ромом и сцеживал с его языка побасенки о житии на необитаемом острове прямо в свой на глазах распухающий дневник!..
Развязка была неожиданной.
Нам очень не везло. Наши дела были настолько плохи, что в день Св. Валентин я велел выкатить на палубу две оставшиеся у нас бочки ямайского рома и уже не предложил, а приказал команде пить за своих любимых. Я надеялся, что послушание этой доброй морской христианской традиции обратит мысли моих бродяг к их оставленным возлюбленным и хоть немного поднимет настроение людей,
потерявших самое главное - веру в свою счастливую звезду.
...Когда я очнулся и сделал добрый глоток рома, меня потрясла царившая на "Герцоге" тишина. Вернее, тишины, разумеется, не было: пел ветер,шумела волна, но вповалку лежавшие тела офицеров и матросов были беззвучны. Ни один не храпел и не стонал в этом тяжком забытьи... Я вышел на палубу и по рысканью нашего кильватерного следа понял, что на "Герцоге" не осталось трезвых. Что ж, как мы пели тогда, "корабли без рома воняют навозом"...
Едва я добрался до своей каюты, как в ее мотающуюся дверь ввалился Дампир.
- Вудс,- заплетающимся языком сказал старик, - Вудс, спасибо тебе. За этот день Валентин... Я вспомнил Юдифь... Спасибо тебе... Вот, - он протянул мне дневник, - это тебе... В благодарность... Мы вернемся, и я к ней вернусь!..
Я сличал дневники - свой и Дампира. Я делал выписки из его дневника и вклеивал в свой. Это была какая-то лихорадка, в которой я не заметил, как мы добежали домой, как закончилась тяжба с Ост-Индской компанией, обвинившей нас в нарушении их монопольного права на перевозку грузов из районов Индийского океана. Я пришел в себя только в долговой тюрьме, в которую угодил из-за того, что не привык возвращаться без добычи и жил не по средствам. Моей единственно ценной добычей в этом плаваньи был дневник Уильяма... В тюрьме меня посещали и знаменитейший журналист Лондона Ричард Стиль, и сам Даниэль Дэфо. Конечно, все они интересовались моими записками. Но мой дневник был в издательстве Нептона, и вскоре вышедшая книга позволила мне рассчитаться с долгами и отправиться в новое плаванье. Уходя, я оставил дневник Даниэлю Дефо. Моего возвращения дожидались несколько сюрпризов.
Во-первых, весь мир уже читал "Робинзона Крузо". Дени оказался отнюдь не бесталанным парнем. А во-вторых, меня ждало известие о кончине Уильяма Дампира. Мне удалось узнать лишь то, что Юдифь он разыскать не смог, а умер в марте 1715 года. В последние годы за ним ухаживала его кузина Грейс Мерсер. Ей и брату Джорджу Уильям завещал свой крошечный земельный участок. Увы, после смерти Дампира остались кое-какие долги, и наследники не получили ни гроша (2000 фунтов стерлингов за проданные с аукциона участок и имущество едва-едва покрыли его последний долг). Место погребения Уильяма осталось неизвестным, и его могилу я так и не смог отыскать.
1749 год от Рождества Христова
Капитан флота Ее Величества королевы Великобритании
В у д с Р О Д Ж Е Р С
Пираты в реальной жизни могут быть насильниками и ворами, но Голливуд сделал их жизнерадостными и смелыми. Голливудские пиратские фильмы, с обаятельными харизматичными актерами, предоставили аудитории приключенческую сторону пиратства, и несколько приглушили зло и негатив исторической правды. По сей день, пиратские фильмы имеют яркое кинематографическое очарование для легионов поклонников.
Первый фильм, где пират стал практически героем, это «Остров сокровищ», вышедший в 1912 году, но он не так ярко показывает положительность пиратов, как "Черный пират", появившийся в 1926 году. "Черный пират" был немым фильмом, и он был лишь четвертым полнометражным фильмом в Technicolor. Он рассказывает о Дугласе Фэрбенксе - благородном молодом человеке, который подался в пираты, чтобы отомстить за отца.
В самом деле, большинство пиратских фильмов показывают главных героев как благородных людей, не убивающих и не калечащих невинных жертв, а всего лишь сражающихся с плохими парнями. Часто режиссеры придавали пиратам черты рыцарей, которые, хоть и грубоватые, но очень воспитанные и утонченные. К сожалению, все это было очень далеко от правды.
Пожалуй, самый известный на экране головорез, был Эррол Флинн в 1935 году, в фильме "Одиссея капитана Блада". Этот фильм, по сообщениям тогдашних критиков, привел к начале карьеры Флинна в качестве звезды Голливуда, и с подобным успехом он возродил свои пиратские таланты в 1940-х, в фильме "Морской ястреб", после чего он снимался, по крайней мере, в еще двух фильмах о приключениях на море в 1950-х.
Несколько пиратских комедий и мюзиклов обнаружились в Голливуде, в том числе киноверсия оперы Гилберта и Салливана, "Пираты Пензанса". Боб Хоуп получил роль в "Принцесса и пират" в 1994 году. Чтобы не быть «не в теме», Маппет-шоу(), детская передача, также использовала пиратские тенденции в 1996 году.
Женщины-пираты захватили внимание зрителей, в 1951 фильм "Анна, королева пиратов" с Джин Питерс в главной роли, и в 1990 годах, когда Джина Дэвис играла главную роль в "Острове головорезов".
Пожалуй, самый известный символ, свидетельствующий о славе голливудских пиратских фильмах, это капитан Крюк и Длинноногий Джон Сильвер. Многочисленные версии Питера Пэна достигли серебряного экрана, а последняя из них, «Крюк», про взрослого Питера Пэна, была удивительно интересна, колоритный же капитан Крюк воплотил в себе все представления о пиратах. Роман Роберта Луиса Стивенсона "Остров сокровищ" был адаптирован для экрана больше, чем любые другие пиратские истории, и появлялся как немой фильм, как диснеевский мультфильм, и во многих других версиях с 1912 по 1999 годы.
Десятки пиратских фильмов снимались в Голливуде и не только, и многие известные актеры снимались хотя бы в одном из них. К 1960-м пираты стали терять популярность, о чем свидетельствовали кассовые сборы, но в начале 1980-х все вновь начало возрождаться. В самом деле, мало пиратских фильмов Голливуда может претендовать на финансовый успех, хотя люди продолжают любить и ненавидеть жизнь пиратов.
В фильме "Пираты Карибского моря: Проклятие" Черной жемчужины ", и его последующих версиях режиссеру удалось показать романтические приключения пиратов в двадцать первом веке. Студия Диснея занималась производством этих фильмов, основываясь на одноименном своем аттракционе. Первый фильм собрал более $ 305 миллионов, что вносит его в 1000 самых кассовых фильмов всех времен.
__________________
Я-пират,но у меня есть свое понятие о чести и своя честь...или,допустим,остатки от прежней чести.
Освоение Нового Света и предпосылки Пиратства в Карибском Бассейне.
Предисловие:
Ознакомившись с содержанием предложенных в данной теме заметок, я не без удивления обнаружил их иногда поверхностным, иногда публицистическим в большинстве своем и при отсутствии систематического рассмотрения пиратства с научно-исторической точки зрения. Никоим образом, не претендуя на преобладание над кем-либо из авторов, хочется добавить несколько строк о явлении, вошедшем в историю как «Золотой век Пиратства», который в свою очередь, условно принято приводить в хронологических рамках 1550-1650гг. Существуют и другие периодизации.
Основными целями данного очерка, являются: краткое изложение основных предпосылок, источников и событий, непосредственно повлиявших на вовлечение средневекового, европейского общества в интенсивно набиравшую размах, эпоху Великих географических открытий, которая в свою очередь включила в себя «Золотой век Пиратства».
Я не буду касаться общеизвестных событий, например, таких как путешествия Христофора Колумба.
Предпосылки:
Период, предшествовавший расцвету, пиратства в Карибском бассейне принято классифицировать посредством интенсивности морских изысканий и миграции населения из Европы в Новый Свет. Если до 1529г., процесс освоения и покорения Нового Света представлял собой инициативу той или иной державы, то после подписания Сарагосских соглашений от 22 апреля 1529г, санкционированных папой римским Климентом VII. Данный процесс приобрел: во-первых, правовую (в рамках католицизма) основу, во-вторых, географическую систематизацию (все ещё неоткрытые земли были поделены между Испанией и Португалией) - Португалия получила в свое владение Китай, Японию, Филиппины и практически неизвестную к тому времени Индонезию; Испания получила Америку, Карибский Бассейн и часть северной и западной Африки. Взамен, обе державы обязались распространять католическую веру на всех приобретенных ими землях, тем самым, расширяя ареал распространения папской власти. Другими словами, основным катализатором стимулировавшим появление такого стихийного явления как Пиратство было распространение христианской веры.
Основными и наиболее яркими представителями данного процесса были:
-Первый епископ Юкатана – Франсиско де Тораль попавший в Новый Свет ещё в 1525г. Полностью посвятивший как себя, так и все подвластные военные ресурсы – миссионерской деятельности.
-Второй епископ Юкатана – Диего де Ланда, который с 1549г., попав в Новый Свет, развернул активную и чрезвычайно жестокую деятельность по обращению покоренного, автохтонного населения в христианство. Надо отдать ему должное, именно благодаря его трудам до нас дошли наиболее подробные сведения о племенах Майя.
Апогеем золотой лихорадки охватившей всех искателей приключений, можно по праву считать экспедицию в глубь территории Южной Америки начавшуюся в 1560г. Детали данной экспедиции дошли до нас посредством дневника, непосредственно участвовавшего в походе монаха-конкистадора Гаспара де Карвахаля «Повествование о новооткрытии великой и достославной реки амазонок». Провоцирующим фактором для организации и осуществления экспедиции была легенда, выдуманная автохтонным населением о стране El Dorado или так называемая «Страна корицы». Интересующим нас результатом экспедиции стало появления легенд стимулировавших и без того бушевавшую золотую лихорадку, так и манившую в Новый свет авантюристов, мечтателей и миссионеров.
Вывод:
Исходя из вышеперечисленного, можно сделать вывод о том, что одним из основополагающих факторов предшествовавших зарождению специфических условий, обусловивших появление пиратства в Карибском Бассейне являются далеко не только материальные предпосылки. Одним из главных факторов является стремление папства к гегемонии на приобретаемых католическими странами территориях.
Послесловие:
Автор статьи и ваш покорный слуга, решил не углубляться в описание проблем освоения Нового Света с военной точки зрения, равно как и в специфику церковной конкуренции между орденами Доминиканцев и Иезуитов стремившихся на оформление своих амбиции в Новом Свете.
Извините за внимание. Искренне ваш - CabrioleTT.
Последний раз редактировалось CabrioleTT; 13.09.2012 в 04:11.
Прошу помощи у знающих людей по двум возникшим у меня вопросам.
1. Меня интересует посещение европейцами острова Мадагаскар и его окрестностей, в частности острова Сент-Мари. Я узнал, что пираты появились на Сент-Мари в 1685 году. Посещали ли какие-нибудь европейские, арабские или индийские корабли эти острова в 1660-х годах (в частности меня интересует 1665-й)? Велась ли с этими островами торговля?
2. Сколько примерно времени занимало морское путешествие от Мадагаскара до Карибского моря (до Ямайки) в то же время, в 1660-х годах? И здесь же ещё один вопрос – сколько времени могло занять морское путешествие от портов Индии (Бомбей, Сурат, Калькутта и прочие) до той же Ямайки?
Если кто-то сможет ответить, буду очень благодарен.
__________________
Каждый имеет право на своё мнение. Так давайте уважать мнение друг друга.
Неудачник, по первому вопросу перевел отрывок из статьи по истории Мадагаскара:
Письменная история Мадагаскара начинается в 7-ом веке, когда оманские арабы и персы Ширази установили торговые посты вдоль северо-западного побережья и ввели ислам, арабскую графику, арабскую астрологию и другие культурные элементы. В этот период Мадагаскар служил важным торговым портом для трансокеанских путей на восточно-африканском побережье и являлся частью Шелкового пути и служил одновременно в качестве порта для входящих судов. Существует доказательство того, что моряки и трейдеры народов банту и суахили, возможно, начали плавание на западном побережье Мадагаскара уже около 6-го и 7-го века.
Wiki eng
источники перевода:
- Metz, Helen Chapin (1994). "Library of Congress Country Studies: Madagascar (Education)".
- International Handbook of Historical Archaeology. By Teresita Majewski, David Gaimster. pg. 571, (2009) Social Sciences, "East Africa, Madagascar and the Horn".
Первые контакты европейцев датированы 1500 годом, когда португальский мореплаватель Диогу Диаш увидел остров после того, как его корабль отделился от эскадры, следовавшая в Индию. Диогу организовал торговлю с островитянами и назвал остров Сан-Лоренсо (Св. Лаврентий). В последующие двести лет, англичане и французы пытались (и не смогли по итогу) создать поселения на острове.
Тиф, дизентерия, враждебные малагасийские племена, и засушливый климат южного Мадагаскара вскоре привел к прекращению английского поселения вблизи Тулиара (Тулеар) в 1646 году. Другое английское поселение на севере, на острове Нуси-Бе, прекратило своё существование в 1649 году. Французская колония в Таоланаро (форт Дауфин) просуществовала на Мадагаскаре около тридцати лет. Но в рождественскую ночь 1672 года, местные племена антаноси, возможно, были очень злы за то, что 14 французских солдат из форта развелись со своими малагасийскими женами и женились на 14 французских женщинах которые были сосланы в колонию, и поэтому они убили 14 мужчин и 13 из 14 женщин. Антаноси затем осаждали форт на Таоланаро в течение 18 месяцев. Прибывший корабль французской Ост-Индской компании сумел спасли выживших 13 мужчин и одну женщину в 1674 году.
В 1666 году Франсуа Карон, генеральный директор вновь образованной французской Ост-Индской компании, приплыли на Мадагаскар. Компании не удалось создать колонию на Мадагаскаре, но были созданы порты на близлежащих островах Бурбон (ныне Реюньон) и Иль-де-Франс (ныне Маврикий). В конце 17 века французы основали торговые посты вдоль восточного побережья. На небольшом острове, у северо-восточного побережья Мадагаскара, Сент-Мари (нынешнее название Нуси-Бураха) капитан Миссон и его пиратский экипаж якобы основали знаменитую пиратско-утопическую республику Либертарию в конце 17 века. Начиная примерно с 1774 до 1824 года, Мадагаскар был любимым местом для пиратов. Многие европейские моряки потерпели кораблекрушение у берегов острова, среди них Роберт Друри, журнал которого является одним из немногих в котором описана и изображена жизнь в южной части Мадагаскара в 18 веке. Моряки иногда называют Мадагаскар "Остров Луны".
Wiki eng
источники перевода:
- Vincent, Rose (1990). The French in India: From Diamond Traders to Sanskrit Scholars. Popular Prakashan.
- From MADAGASCAR to the MALAGASY REPUBLIC, by Raymond K. Kent
- Madagascar: An Historical and Descriptive Account of the Island and Its Former Dependencies by Samuel Pasfield Oliver.
Hernan Cortes, во-первых, большое и искреннее спасибо!
Цитата:
Сообщение от Hernan Cortes
Французская колония в Таоланаро (форт Дауфин) просуществовала на Мадагаскаре около тридцати лет. Но в рождественскую ночь 1672 года, местные племена антаноси, возможно, были очень злы за то, что 14 французских солдат из форта развелись со своими малагасийскими женами и женились на 14 французских женщинах которые были сосланы в колонию, и поэтому они убили 14 мужчин и 13 из 14 женщин. Антаноси затем осаждали форт на Таоланаро в течение 18 месяцев. Прибывший корабль французской Ост-Индской компании сумел спасли выживших 13 мужчин и одну женщину в 1674 году.
Во-вторых, я правильно понимаю, что в интересующее меня время (1660-е годы) на острове существовало европейское поселение - Форт-Дофин или Таоланаро, которое посещали европейские корабли (хотя бы время от времени)?
__________________
Каждый имеет право на своё мнение. Так давайте уважать мнение друг друга.
Для улучшения работы форума и его взаимодействия с пользователями мы используем файлы cookie. Продолжая работу с форумом, Вы разрешаете использование cookie-файлов. Вы всегда можете отключить файлы cookie в настройках Вашего браузера.